ФРИДРИХ II

(1712-1786)
В самом конце ХVIII века Гете восклицал: 'Германия? Где же она? Где мне найти такую страну?' Действительно, Германии как единого политического образования тогда не существовало (одних княжеств здесь было свыше трехсот, не считая других более мелких владений, фактически не подчиненных центральной власти). Каждое десятилетие карта Священной Римской империи германской нации (правда, Вольтер говорил, что она не была ни священной, ни римской, ни германской) менялась из-за войн, династических браков и переделов по иным причинам. Так что Германию еще предстояло создать, и в списке ее творцов почетное место по праву принадлежит Фридриху II Гогенцоллерну, королю Пруссии.
Судьба даровала этому человеку много удач, но начиналась его жизнь отнюдь не безоблачно. Фридрих Вильгельм I, 'фельдфебель на троне' и 'коронованный сержант', придирчиво следил не только за своими солдатами, но прежде всего за сыном, который, казалось, готовился стать утонченным светским бездельником, поэтом, музыкантом и угрожал самим основам прусского государства разговорами о недостойном поведении сильных мира сего, своей просветительской мечтательностью. Словом, отец видел в нем сбившегося с пути отпрыска старинного рода. Позже сам Фридрих II признавался: отец считал его 'тестом, из которого можно слепить все, что угодно'. Немудрено, что сын, на себе испытавший деспотические повадки родителя, порой ненавидел его 'как злейшего врага'.
В довершение всего Фридрих Вильгельм I, решив женить своего наследника, сам подобрал ему невесту, свято веря в то, что простая сыновняя почтительность заставит Фридриха полюбить 'суженую'. 20-летний принц с горечью жаловался другу: отец хочет палкой вколотить в него любовь, забыв, что имеет дело все-таки не с ослом. Но женившись, Фридрих неожиданно испытал чувство облегчения - теперь он стал хозяином хотя бы у себя в доме и мог спокойно продолжать литературные и музыкальные занятия.
Эти занятия были не просто данью моде - у Фридриха оказались и неплохой слог, и легкое перо. Однако писал он в основном на французском, в обстановке преклонения перед французской культурой. Немецкая же национальная литература виделась Фридриху некой 'землей обетованной', на которую ему - как когда-то и Моисею - вступить не дано, а можно только любоваться издали.
В августе 1736 года Фридрих заключает дружеский союз с едва ли не самым революционным писателем столетия - с Вольтером. Король-вольнодумец будет способствовать изданию в Берлине его сочинений (на французском языке), обмениваться с ним посланиями такого содержания, что стань они известны прусской цензуре, вызвали бы немалое изумление чиновников. Вот, например, как отзывался Фридрих о европейских монархах в 1738 году: 'Если бы кто-нибудь отважился им сказать, что среди их предков не очень-то процветала добродетель и нередко попадались люди, достойные презрения, то им было бы нанесено такое оскорбление, которое они никогда бы не простили'.
Ни один революционный писатель французского Просвещения не судил суровее, чем Фридрих II, о 'тиранах и тех жестокостях, которыми они наполнили анналы истории'. Неслучайно благочестивая австрийская эрцгерцогиня Мария Терезия будет проклинать Фридриха как антихриста.
Молодой прусский король очень беспокоился о том, что скажут о нем потомки. Вполне вероятно, говорил он, что Александр Македонский был просто разбойником, и лишь блестящее перо Квинта Курция сделало его Великим. И Юлиана Отступника христианские историки явно оболгали - никто даже и думать не хотел о его достоинствах. Вольтер послал Фридриху свою книгу о царствовании Петра I, и король лишний раз убедился в том, какой силой может обладать слово историографа. Российский император предстал в ней как 'героический фантом' - не великий государь, а слабый человек с фантазиями столь странными, что они порой даже приобретали некоторый блеск - царь, ловивший рукоплескания иноземцев и ненавидимый собственным народом. Опасаясь историографических опытов подобного рода, Фридрих сам напишет позже многотомную историю своего правления, не лишенную объективности, но и не свободную от обычных для мемуаров недостатков.
Став королем, Фридрих очень быстро понял, отчего отец, недолюбливая музицирование и стихосложение, так много сил и времени отдавал заботам об армии. Бремя ответственности за судьбу Пруссии не располагает к мечтательности. В 1739 году Фридрих писал Вольтеру, что отец стал для него примером. Хотя он и не забыл бесчеловечного с ним обращения.
Молодому Фридриху II Европа казалась состоящей из одряхлевших и выродившихся государств. Например, Франция. Это раньше она должна была силой завоевывать свое могущество, сегодня же ей все достается даром. У нее не осталось мощных соперников ни в Риме, ни в Священной Римской империи, ни в Мадриде, ни в Лондоне. Повсюду у нее естественные границы: Атлантический океан, Пиренеи, Средиземное море. Лишь на востоке ей противостоит Германия. Франция забрала себе Лотарингию и Страсбург, а ведь для Германии Лотарингия - то же, что Фермопилы для Древней Греции. Франция уже у Рейна, и можно лишь надеяться, что он остановит ее.
Другим противником Пруссии была Австрия - ядро Священной Римской империи. С нее Фридрих и начал: отвоевал на глазах у изумленной Европы богатейшую провинцию - Силезию, вступив тем самым в войну за австрийское наследство. Прав у Фридриха II на Силезию было ничуть не больше, чем у других немецких князей. Любой юрист средней руки мог обосновать законность таких притязаний, что по приказу Фридриха II и было исполнено.
Позже одни историки называли нападение на Силезию 'сенсационнейшим преступлением в истории нового времени', для других оно стало первой ступенькой в восхождении Пруссии к мощной государственности, а следовательно, и в объединении всей Германии.
Все, кроме пруссаков, считали действия Фридриха предательством по отношению к Германии: немцы воюют против немцев, когда и так спасу нет от французов на западе, турок на юго-востоке и шведов - на севере. Во время второй Силезской войны (1744-1745) австрийские министры именовали Фридриха II 'врагом рода человеческого', а Франц Стефан, супруг Марии Терезии, мечтал 'раздавить этого дьявола одним ударом'. И возможность такая была - в союзе с австрийцами на этот раз выступали саксонцы, французы и англичане. Фридриху II то удавалось захватить Прагу, то приходилось спасаться, и дело его не однажды выглядело окончательно проигранным. Как и позже в Семилетней войне (1756-1763), ему помогло чудо - только сейчас это была блестящая победа в сражении под Хоэнфридбергом. Дрезденский мир подтвердил отторжение Силезии от Австрии.
За 11 мирных лет до Семилетней войны в европейских международных отношениях многое переменилось. Империя раньше воевала с Францией, отстаивая границу по Рейну, теперь же заключила с ней союз против Пруссии: прощено было все, даже отданная когда-то французам Лотарингия.
И вот два немецких государства вцепились друг в друга, тратя немалые силы на то, чтобы отнять у противника несколько полуразрушенных деревень. Благородный прусский дворянин и трижды благородный австрийский дворянин тащили за рукав несчастных поляков и силезцев то в одну, то в другую сторону, и в эту 'домашнюю' немецкую войну оказались втянуты все крупнейшие европейские государства.
В 1756 году австрийский канцлер граф Кауниц заключил союз между Австрией и Францией. Поговаривали, что дело не обошлось без мадам Помпадур, которая поддерживала тесные контакты с иностранными дипломатами при дворе Людовика ХV. Сама Мария Терезия писала ей письма в почти униженном тоне и обращалась к фаворитке короля как к 'любезной подруге' - уж очень нужен был такой мощный союзник, как Франция, чтобы коалиция Австрии, нескольких немецких княжеств, России, Швеции и Испании стала непобедимой.
Фридриха II это, казалось, лишь раззадорило: он решил не защищаться, а ударить 'для округления территории Пруссии' на нейтральную Саксонию. Это особенно возмутило соседей. Теперь еще и Саксония! Вольтер писал, что своим нападением Фридрих II перечеркнул те честь и славу, которые он прежде завоевал как герой и философ.
'Война на опережение' удалась Фридриху лишь отчасти. Саксонская армия была окружена, взята в плен и поставлена под прусские флаги, зато очередной поход на Прагу потерпел неудачу. Вся мощь объединенных противников обрушилась на Пруссию: австрийцы вернули себе Чехию и Силезию и почти дошли до Берлина; Восточную Пруссию заняли русские, с юго-запада наступали немцы и французы, с севера - шведы.
Спасения Фридриху ждать было неоткуда - союзники англичане были горазды воевать в основном деньгами. Оставалось уповать на своих солдат. И его гренадеры не подвели, в конце 1757 года они взяли верх в сражениях под Росбахом, где разбили войска французов и немецких князей, и под Лейтеном. Через полвека Наполеон Бонапарт лишь доделывал то, что начал Фридрих II: тогда империю на-до было уже не побеждать, а упразднять.
Еще два года Фридрих II с трудом, но удерживал границы своих владений (без Восточной Пруссии), а потом сила все-таки начала одерживать верх. Население Пруссии достигало тогда 6 млн. человек, а у противников за спиной стояли почти 100 миллионов. Фридрих сам всегда говорил, что Бог и военное счастье - на стороне того, у кого 'сильные баталионы'. Он еще мог отбить у врага деревню, захватить обоз, нанести тут и там урон; но достичь полной победы... К тому же Англия покинула его - иссяк источник денег. И военная удача, увы, оставила Фридриха: русские войска вместе с австрийскими вошли в Берлин, и ничто уже не мешало им захватить в плен самого короля. Лишь разногласия меж-ду русским и австрийским командованием приостановили полное уничтожение прусской армии.
Хотя к концу 1761 года у Фридриха II уже не было 'сильных баталионов', Бог все же пришел ему на помощь. После смерти российской императрицы Елизаветы престол самой опасной противницы Пруссии занял Петр III, влюбленный в Фридриха II, его страну и армию. Он заключил с Фридрихом союз, и неприятельские армии по монаршей воле в один миг должны были превратиться в дружественные. Петр III не удержался на троне, сменившая его Екатерина союз с Фридрихом разорвала, но военные действия продолжать не стала.
Король Пруссии мог праздновать победу, хотя только что был недалек от полного разгрома. Немудрено, что жители его страны были охвачены энтузиазмом, несмотря на потерю Восточной Пруссии, присягнувшей на верность российской императрице: 'старый Фриц' противостоял всей Европе, и его не выбили из седла, точнее говоря, он усидел. Интересно, что Фридрих II до конца своих дней - а это не так мало - наиглавнейшей внешнеполитической задачей считал налаживание и поддержание добрых отношений с Российской империей.
Однако Фридрих остался для немцев не только полководцем и мыслителем, но и рачительным 'хозяином' королевства, заботившимся о благосостоянии каждого крестьянского двора и о распространении просвещения (введенное при нем всеобщее начальное образование - отнюдь не пустячное дело для ХVIII, а впрочем, и не только для этого столетия). Он даже на время отменил цензуру, руководствуясь весьма 'разумным' принципом: 'рассуждайте о чем угодно, но повинуйтесь'.