ХУНЛИ

(1711-1799)
В охотничьих угодьях цинских богдоханов в Жэхэ, к северу от Великой китайской стены, на исходе июньского дня 1722 года завершалась облавная охота. Усталый и довольный император Сюанье повелел было уже возвращаться домой, как вдруг произошло неожиданное. Загонщики подняли матерого бурого медведя, свирепого и страшного. Редкий гость в тех местах, он, видимо, спустился со склонов Яньшаня. Зверь принял свой последний бой, как и подобает смертнику, безоглядно и яростно. Пронзенный сразу несколькими стрелами, он бросился на врагов, распоров бок одной из лошадей и тяжело ранив двух егерей. Воздух сотрясали ржание, рев, крики, стоны.
Сюанье любил опасность и, вынув охотничий нож с серебряной рукояткой, уже хотел сойти с седла, как вспомнил, что рядом должен был находиться любимый внук - 12-летний Хунли. Подросток не удрал. Спокойно сидя на своем пони, он левой рукой натягивал поводья, а правой сжимал боевой маньчжурский кинжал - подарок деда. Губы сжаты, брови сдвинуты, оружие держит правильно - клинком вперед, взгляд устремлен на медведя. Восхищенный Сюанье на миг даже забыл о звере. Ловчие, наконец, свалили бурого и кончали его последними ударами, вымещая на нем свой недавний страх и злобу. 'Снять с него шкуру!', - приказал старый император и, посмотрев на внука, вновь просветлел лицом: 'Я не ошибся! Весь в меня! Клянусь, он станет Сыном Неба!' Вечером после охоты он вызвал к себе сына Иньчжэня: 'После тебя править Поднебесной бу-дет Хунли. Это моя воля. Запомни!' Зимой того же года Сюанье умер, и следующие 13 лет (1723-1735) правил Иньчжэнь. Чуя близкий конец, за день до смерти - в октябре 1735 года он сделал Хунли своим наследником. Такова лишь одна из версий.
Исполнилась воля Сюанье - Хун-ли взошел на трон. Императору было 25 лет, и его ожидало, как все тогда говорили, блестящее царствование. В годы его правления, обозначенного девизом Цяньлун (Непоколебимое и Славное, 1736-1795) Цинская империя достигла, казалось, наивысшего расцвета и могущества. Отсюда тот огромный интерес к личности пятого императора династии Цин - монарха, долгие годы олицетворявшего собой 'величие и славу эпохи Цяньлун'.
Еще до смерти отца Хунли получил прекрасное классическое конфуцианское образование и титул князя первой степени (цинван), но особого опыта управления страной не имел. Сначала - до 1749 года - ему помогали два опытных политика - Оэртай и Чжан Тинъюй. После смерти первого и отставки второго следующие 30 лет (1750-1780) Хунли правил самостоятельно. Подобно деду и отцу, он был сильным волевым монархом, вникавшим во все дела государства. Первые министры были всего лишь 'письмоводителями' и исполнителями воли богдохана, не смевшими ему возражать. 'Их единственная обязанность в том, чтобы точно переписывать указания императора', - говаривал Хунли. Следуя во всем примеру своего гениального деда (об отце он предпочитал не упоминать), Хунли претендовал на роль образцового государя, к своим 'служебным' обязанностям относился крайне серьезно, был трудолюбив и усидчив.
Каждое утро в начале одиннадцатого он входил в кабинет, расположенный, как и жилые комнаты, внутри палаты Янсиньдянь в Запретном городе - дворцовом комплексе Пекина. Вплоть до обеда Хунли прочитывал, просматривал, подписывал (либо отклонял) или диктовал секретарю множество разных документов, а также работал с 'министрами' - главами 'шести ведомств' и сановниками. Оставшаяся после него (и изданная) огромная деловая документация (300 томов) свидетельствует о рассудительности, образованности, проницательности, сильном характере и чувстве ответственности этого образцового 'первого чиновника' огромного бюрократического аппарата Цинской империи. При всем том Хунли не был 'заражен вирусом' семейственности - ни одному из своих многочисленных сыновей он не доверял важных государственных дел. Был очень строг с дворцовыми евнухами и не допускал их к правлению, к чему те крайне стремились. Хунли не был закоснелым ретроградом и живо откликался на веления времени. Так, он продолжил линию Сюанье на проведение административно-хозяйственных преобразований. Налоговую реформу, предпринятую дедом (1711-1716), его внук и последователь дополнил учетной реформой 1740-1742 годов. С этого времени в реестрах населения учитывались не только 'тяглые' - мужчины с 16 до 60 лет, но и 'нетяглые' - женщины, дети, старики, инвалиды и отчасти национальные меньшинства Китая.
Постепенно период 'блеска и процветания империи' (1750-е - 1770-е) сменился с 1780-х годов эрой господства фаворита Хэшэня, который делал все возможное, чтобы стареющий Хунли не знал об истинном положении в государстве. Хунли страстно мечтал о славе полководца, о лаврах завоевателя, подражая в этом Сюанье. Однако в отличие от деда, он 'воевал' не на поле брани, а сидя в Пекине или в летней резиденции Мулань в Жэхэ. Хунли сам составил список десяти своих 'великих военных побед'. Самыми крупными считались разгром Ойратского ханства и ликвидация мусульманского государства в Восточном Туркестане. Однако обе эти победы были обусловлены в первую очередь не военной мощью империи и полководческим 'талантом' Сына Неба, а феодальной раздробленностью и междоусобицей в этих двух регионах.
Удачливый богдохан вообще видел себя вершителем судеб почти всего мира. Его буквально распирало от сознания собственного могущества. Не сомневался он и в своем праве 'усмирять' соседние страны, то есть водворять в них китайские порядки, а потому охотно склонялся к новым войнам.
В 1782 году Хунли увеличил регулярную армию на 60 тыс. человек, что стоило ежегодно 3 млн. лянов серебра. Избалованный победами - реальными и мнимыми, Хунли крайне болезненно воспринял поражения своих войск от повстанцев в начале Крестьянской войны 'Белого Лотоса' в 1796-1798 годах. Сын Неба не мог не сознавать, что конец его 'блестящего правления' смазан успехами этих 'религиозных бандитов'.
Считая себя оплотом конфуцианства, его высшим авторитетом и покровителем, Хунли всячески поддерживал ученых при новой обработке и переиздании древних и средневековых текстов. Для этого он организовал гигантские 'литературные работы'. Выпуск одной только серии 'Сыку цюаньшу' ('Библиотека императорских рукописей по четырем разделам') в 36 тысяч томов дала заработок множеству интеллектуалов. При всем том император выступал ярым врагом инакомыслия и свободного творчества.
Хунли во всем желал быть первым, и подхалимы-придворные всячески укрепляли его в этом заблуждении. Буквально помешанный на литературном творчестве, уверенный в своей гениальности, Хунли вошел в историю как царственный графоман. Так, он издал 40 тыс. своих стихотворений и поэм, став самым плодовитым из са-мых посредственных рифмоплетов в истории китайской литературы. До сих пор загадка, как богдохан смог написать их один, если 'творил' только после обеда, к тому же много читал, рисовал, занимался каллиграфией, облавной охотой и любил путешествовать. Возможно, ему кто-то помогал? Но тогда почему себе в соавторы он избрал таких же заурядных литераторов, каким был сам? Как и Сюанье, Хунли покровительствовал художникам, коих много работало при дворе. Были среди них и европейские миссионеры, которые создавали павильоны, здания, парки и фонтаны в итальянском стиле. Именно при Хунли летняя резиденция Юаньминъюань обрела законченный и роскошный облик. Богдохан сам рисовал посредственные картины в традиционном ду-хе и занимался каллиграфией. Крупнейший в стране меценат, он собрал огромную коллекцию живописи и образцов каллиграфии. Император увлекался музыкой и театром, поощрял искусство фарфора, перегородчатой эмали, резьбы по нефриту и слоновой кости.
Следуя во всем примеру своего деда Сюанье, Хунли претендовал на роль ревностного конфуцианца-гуманиста, что не помешало ему при одном лишь подавлении восстания народности мяо в 1735-1736 годах истребить поч-ти полмиллиона человек. Горы трупов могли бы стать своего рода памятником императорской 'гуманности'. Противники и мятежники воспринимались им как недостойные существования нарушители высшей, установленной Небом гармонии, венцом которой был Хунли. Поразительная жестокость к врагу, страсть карать ослушников, тяга к предельно мучительным пыткам и казням, стремление внушать не просто страх, а панический ужас - были в духе Хунли.
Как всякий восточный деспот, он делил людей на две категории - на своих подданных и на иностранцев. С первыми он был высокомерен, беспощаден и немногословен. Исключение составляли 'знаменные' - высшее сословие завоевателей, прежде всего маньчжуры, коих он всячески опекал. Перед иностранцами же - европейцами и азиатскими 'данниками' - Хунли разыгрывал из себя великого, но скромного и мудрого человека, могущественного завоевателя, но гуманного интеллектуала и внимательного собеседника, образцового конфуцианского правителя и притом радушного, щедрого и заботливого хозяина. Хотя Хунли и так жил в сказочной роскоши, алчность его не знала границ. Он приказывал отбирать богатство у купцов, придворных евнухов, нередко весьма состоятельных. Так, в гробнице умершего главного евнуха Сын Неба обнаружил и присвоил сказочные ценности, а среди них статую из чистого золота. Когда повстанцы секты 'Белого Лотоса' начали наступление, грозившее Пекину, Хунли вывез свои сокровища в Маньчжурию, где их закопали на дне специально отведенной в сторону реки, после чего воду вновь пустили по старому руслу.
Подражая деду, Хунли много путешествовал по стране. Так, с 1751 по 1784 год он совершил шесть поездок в провинции бассейна Янцзы, посетил Северный Китай и Маньчжурию. Все эти вояжи влетали казне в круглую копеечку. Как и Сюанье, Хунли безумно любил охоту и был хорошим наездником, метким стрелком, вообще необычайно крепким и здоровым человеком. До глубокой старости он сохранял бодрость и работоспособность. Еще за два года до смерти в 86 лет он выезжал на охоту верхом. Вплоть до последнего своего часа он читал и писал, как обычно. Его долголетие во многом объяснялось строгим распорядком дня, который никогда не изменялся.
Женщины не играли особой роли в жизни Хунли, хотя в молодости он очень любил свою первую супругу - императрицу Сяосянь (Мишань). После ее смерти он сделал своей женой Ула Нару, но через 15 лет супружества она вдруг посмела перечить ему. Тогда Хунли постриг ее в монахини и объявил сумасшедшей. Гарем Хунли состоял из трех главных наложниц, девяти наложниц второго ранга, двадцати семи - третьего и восьмидесяти одной - четвертого ранга, не считая множества фрейлин и прислужниц. Словом, выбор у богдохана был широкий. Детей от него родилось множество, но до отрочества дожили только 17 сыновей и 10 дочерей. За четыре года до смерти Хунли официально сообщил о передаче власти сыну и наследнику Юнъяню и вскоре возвел его на престол. Наступила эра Цзяцин (Прекрасное и Радостное правление, 1796-1820), но эра Цяньлун продолжалась в пределах дворца до конца дней Хунли, коего теперь именовали Верховный Император (Тайшан Хуанди). Отец продолжал 'поучать' сына, как вести государственные дела вплоть до своей смерти. Хэшэнь сохранил свою власть 'теневого монарха' и готовил указы от имени Верховного Императора. В 70 лет Хунли взял себе прозвище 'Сын Неба, коего редко встретишь начиная с древности' (Гуси Тяньцзы). При всей внешней помпезности эры Цяньлун страна оказалась тогда как бы на историческом переломе. Первая треть правления Хунли еще пришлась на общий подъем империи, середина царствования - на вершину ее могущества, а последние годы - это уже сползание к очередному кризису китайского феодализма, грозным предвестником которого стала Крестьянская война 'Белого Лотоса'.