МАНЕ Эдуард

Эдуард Мане (1832-1883). В своей книге, посвященной Мане, Золя писал: "Наше творчество развертывается между прошлым и бесконечным будущим". Эти слова как нельзя лучше подходят именно к Мане, художнику, неразрывно связанному с классическими традициями и одновременно стоящему у истоков искусства Новейшего времени. Эдуард Мане родился в Париже, в богатой буржуазной семье.

Его родители надеялись, что сын получит респектабельное юридическое образование. Но Мане попытался стать моряком (и даже совершил в качестве юнги путешествие в Рио-де-Жанейро). В конце концов победила его страсть к искусству. В течение шести лет (1850-1856) Мане посещал мастерскую известного в то время исторического живописца Тома Кутюра, с которым у молодого художника скоро сложились весьма напряженные отношения. Трудно было найти что-либо более противоположное, чем стремление Мане к живому и современному искусству и академический, мертворожденный "историзм" Кутюра. Тем не менее в мастерской Кутюра, требовавшего от своих учеников изучения старых мастеров, Мане приобщился к классическому наследию. Он усердно посещает Лувр, а после ухода от Кутюра совершает турне по музеям Голландии, Италии, Германии и Австрии. Объекты его поклонения - Тициан и Тинторетто, Рембрандт и Хальс, Пуссен, Делакруа и Энгр, но прежде-всего великие испанцы - Веласкес и Гойя. Хотя Мане впервые попал в Испанию только в 1865 году, все его раннее творчество проходит как бы под знаком испанской живописи. В начале 60-х годов художник порой близко "пересказывает" в своих произведениях работы испанских мастеров, а во время гастролей в Париже мадридской балетной труппы (1862) пишет серию картин с живых испанских моделей ("Лола из Валенсии", "Гитарист", "Испанский балет").

Однако, несмотря на свою репутацию "парижского испанца" и перекличку с другими старыми мастерами, Мане с самого начала выступает как художник с самобытным видением, неразрывно связанный с художественными исканиями своего времени. Так, одно из самых ранних его произведений - "Любитель абсента" (1859)-кажется прямой иллюстрацией к "Цветам зла" Бодлера. Первой подлинно масштабной работой Мане явился "Завтрак на траве" (1862). Композиция картины была навеяна рисунком Рафа-эля и образами "Концерта" Джорджоне. Мане говорил своему другу, журналисту А. Прусту: "Когда я был в ателье, я копировал Джорджоне, нагую женщину с музыкантами. Но у меня все будет по-другому - я перенесу сцену на воздух, окружу ее прозрачной атмосферой, а люди будут такими, какими мы их видим сегодня".

Открытая перекличка со старой живописью только подчеркивала новизну искусства Мане. На его картине мы видим живых парижан 60-х годов прошлого века, непринужденно расположившихся на месте классических персонажей. Публику и критиков шокировали вызывающий реализм художника, игнорирование им общепринятых академических канонов красоты, а также привычной сюжетной "законченности" изображения. Герои Мане внешне разобщены, не связаны поверхностными сюжетными отношениями, но объединены одной психологической и поэтической атмосферой, проникнуты общим ощущением тайны жизни. В устремленном прямо на зрителя взгляде обнаженной женщины (художник написал ее со своей любимой натурщицы Викторины Меран) есть и дерзкая непосредственность, и глубокая мечтательность. Эта стоящая над временем поэзия и глубина образов сближала Мане, при всем его новаторстве, с великими мастерами прошлого. Она же в следующем столетии вдохновит Пикассо на создание вариаций на тему "Завтрака на траве"... В стиле картины соединены две характерные для Мане тенденции - стремление к пленэру и к более материальной и пластичной живописной манере. Если пейзаж написан легкими, светящимися и как бы размытыми красками, то фигуры и замечательный натюрморт представляют собой изысканную гармонию более сгущенных и контрастных тонов. Начиная с "Завтрака на траве", отвергнутого официальным "Салоном" и выставленного в только что открывшемся "Салоне отверженных", начался непримиримый конфликт Мане с официальным искусством. Этот конфликт еще больше обострился после создания в 1863 году знаменитой "Олимпии"*.

Так же как в предыдущем полотне, художник "осовременил" в "Олимпии" традиционные мотивы, но сделал это еще более эпатирующим образом. Вместо классической Венеры или романтической одалиски он, по словам одного критика того времени, "изобразил голую женщину на неприбранной постели и возле нее негритянку с букетом цветов и черную кошку с выгнутой спиной". Между этими персонажами еще меньше прямой связи, чем между фигурами "Завтрака", но от их сочетания рождается цельный и насыщенный ассоциациями образ, в чем-то созвучный образам поэзии Бодлера. Как и обнаженная в "Завтраке", "Олимпия" (моделью для нее послужила та же Викторина Меран) смотрит на нас взглядом, словно олицетворяющим загадочную и победную силу искусства Мане. В живописном отношении "Олимпия" - одна из вершин творчества художника. В ее утонченной и смелой цветовой гармонии проявилась высочайшая живописная культура Мане, впитавшая в себя опыт мастеров прошлого. Однако французский художник внес в этот опыт не только современную энергию и лаконизм, но и нечто принципиально новое. Он обобщает форму, пренебрегает светотенью и третьим измерением (Курбе не случайно сравнивал "Олимпию" с "игральными картами"), добивается особой интенсивности цвета. В итоге картина не только приобретает законченность стиля, но при этом превращается, в значительной степени, из ренессансного "окна в мир" в поэтический "образ мира". В художественных принципах "Олимпии" лежали во многом истоки всего последующего европейского искусства, а "идолообразность" женской фигуры прямо предвосхищала образы Гогена. Другие крупные произведения Мане 60-х годов - "Завтрак в мастерской" (1868) и "Балкон" (1869), явившийся своеобразным современным переосмыслением картины Гойи.

Однако творчество Мане отнюдь не исчерпывалось созданием больших программных композиций. Художника не случайно называли "живописцем современной жизни". "Глаз Мане, - писал Пруст, - был наделен поразительной зоркостью, Париж не знал фланера, который бы извлекал столько наблюдений из своих прогулок по городу", Мане писал парижские улицы и кафе, скачки в Лоншане, речные сцены в Аржантейле и марины, обнаженных женщин "за туалетом", замечательные портреты и натюрморты. Именно это стремление сделать предметом искусства саму окружающую действительность и сплотило вокруг художника молодых новаторов, за которыми вскоре утвердилось название импрессионистов. Местом постоянных встреч Мане и его друзей стало кафе Гербуа в квартале Батиньоль, отсюда первоначальное название группы - "батиньольская". Но хотя Мане во многом способствовал зарождению импрессионизма, он не слился с этим движением. Его упорное нежелание участвовать в выставках импрессионистов, вне официального Салона, объяснялось не только аристократическими предрассудками, но и более глубокими причинами - большей связью с традицией, большей внутренней устойчивостью образов, которые у Мане кажутся, при всей их спонтанной жизненности, выхваченными из потока времени. Тем не менее в 70-е годы художник испытал сильное влияние Клода Моне и Ренуара, которое проявилось, в частности, в его поздних, непревзойденных по живописному мастерству женских портретах и натюрмортах. Своеобразным итогом импрессионистического периода и всего творчества Мане явилось созданное им полотно "Бар в Фоли-Бержер".

Картина эта - подлинная фантасмагория света и цвета. Кисть Мане передает текучий блеск хрусталя, нежное свечение цветов и кружев, тяжелое рдение плодов, утонченные сочетания лилово-черного, розового, оранжевого, желтого, серебристо-сиреневого - а отражения и отблески в зеркале придают всему феерический характер. Но в центре всего - пленительный образ девушки, в котором Мане, как всегда, заставляет нас ощутить загадочную глубину человеческой личности. С помощью зеркального отражения (прием, по всей вероятности, заимствованный из "Менин" Веласкеса) художник раздваивает свой образ - вводит его в текущую мимо жизнь и ставит над временем. В этой двойственности, неповторимом сочетании мгновенного и вечного, и заключалась одна из главных особенностей всего искусства Мане.