БРЕЛЬ Виктор

Фотохудожник. Виктор Брель утверждет, что весь мир - стаффаж, и, следовательно, в каждом элементе стаффажа - весь мир.
- Обратите внимание на этот "Автопортрет". Вы видите тень и реальные руки. Руки, придающие тени масштаб. Это стаффаж. В классическом варианте стаффаж - фигурка на пейзаже, второстепенная деталь композиции. А в современном, точнее, в моем, это деталь, без которой композиция потеряла бы всякий смысл. Я утверждаю, что весь мир - стаффаж, и, следовательно, в каждом элементе стаффажа - весь мир.
Я слушал фотохудожника Виктора Бреля, отвечавшего на вопросы зрителей, и вспоминал, как в первый раз спустился к нему в подвал.
Потусторонний мир
Мы стоим у дверей ХVII века, за которыми помещается редакция журнала "Знание - сила".
- Зайдем в мою мастерскуюN - предлагает Виктор.
Входим в бывшие боярские палаты, спускаемся в подвал.
- Как у дьявола за кулисамиN - смеется Брель, наблюдая, какое впечатление производит на меня им же созданная здесь "чертовщина".
Мир, возникший передо мной, и в самом деле являет собой нечто потустороннее. Кажется, что собравшиеся здесь существа только что двигались, говорили: Некоторых узнаю - видел уже где-то на фотографиях. Здесь, за кулисами "большого света", живут знаменитые стаффажи Виктора Бреля.

Осторожно трогаю голову с обнаженными извилинами, интересуюсь, что это.

- Мой генный портрет, - откликается Брель. - Сделал его к 220-й годовщине укоренения моей фамилии в России. В 1773 году мои предки, немцы из Голландии, переселились на Украину. Считается, по призыву Екатерины II. Но у меня есть своя версия. Если верить таблице активности солнца, то как раз 1773 год являлся одним из солнечных пиков. Думаю, их так пригрело, что они снялись и переместились, основав поселение Вальдгейм, со своей культурой, своим реликтовым языком. Они были во всем мастерами: и в землепашестве, и в строительстве домов, и в устройстве быта. Я благодарен им за то, что и во мне, кажется, сохранилось кое-что от фамильного усердия.

Кладбище сыгранных образов

Я оглядываюсь на десятки стаффажей - фигур, изображений, композиций, поражающих не только эксцентричностью, но и кропотливостью, основательностью, мастерством исполнения.

Последнее явно от предков. А вместе - вековая крестьянская сметка, замешанная на "авангардном" мышлении москвича.

- Это своего рода кладбище сыгранных образов, парадоксов, наваждений. И каждая "могилка" напоминает мне, что родиться можно только однажды. За 25 лет работы со стаффажами я ни разу не повторился. Моя связь с любым стаффажем кончается сразу же после съемки - лучшая защита от самоцитирования.

Теперь, кажется, и я кое-что понимаю: перенося свои стаффажи на фотографии, Брель как бы выжимает из этих деревянных, железных, картонных изделий все "живое", затем размещает "сгусток" в некоем материальном (и нематериальном) пространстве: Потом начинается тайна творца. Образ, оставаясь конкретным, абстрагируется, резко отчеканивая ту или иную острую мысль, момент истины, иронию жизни, метаморфозы социума.
- Вот одна из моих любимых игр - "аэроутюг", - показывает Брель. - Видишь, у него даже есть якорь, чтобы далеко не улетел. Говорят, что утюги не летают. Ну, это еще не доказано.

Рядом на красной ноге в белом тапочке то ли идет, то ли плывет железный герметический ящик с рыбьей головой. "Рыбоног" - называю его про себя. Но тут Брель достает откуда-то вторую ногу и, ударяя ею по разным местам "Рыбонога", устраивает весьма мелодичную какофонию.

- На фотографии этот стаффаж, к сожалению, не звучит, - говорит он. - Но некоторые все же как-то догадываются, что музыка - в его природе. Здесь, в мастерской, с десяток "музыкальных" стаффажей, целый оркестр, созданный под влиянием Альфреда Шнитке.

Когда мы были молодыми...

Десятки портретов знаменитого композитора были сделаны Брелем в семидесятых, когда симфонии Шнитке еще не исполнялись, когда журналисты еще не искали с ним встреч. Молодого фотографа, только начинавшего свою карьеру, привел к Шнитке такой же молодой, но уже знаменитый режиссер-мультипликатор Андрей Хржановский.

- Я тогда ничего не знал о Шнитке, - рассказывает Виктор. - Но, услышав его музыку в мультфильме Хржановского "Стеклянная гармоника", понял, что должен немедленно увидеть этого человека. Общаясь с ним, фотографируя его, я, наверное, впервые почувствовал себя человеком созидающим.
Я смотрю на брелевский портрет Шнитке, в трагическом взгляде которого отражается пламя бушующих свечей, и понимаю: передо мной человек, который сам себя сжигает.
Виктор Брель вспоминает, как слушал первый публичный концерт Шнитке. Этот дерзкий концерт, вопреки всем запретам, дирижер Геннадий Рождественский давал в советском Горьком.
- Я приехал в Горький с гриппом, с дикой головной болью. Но когда раздались аккорды Первой симфонии, произошло чудо: боль совершенно исчезла, голова стала удивительно ясной, и я почувствовал такой подъем духа, что казалось, во мне происходит биологическое обновление. Встречи со Шнитке, с его музыкой создали во мне какую-то новую энергию, раскрепощение духа.
Эпилог
Стаффажи Виктора Бреля, долгое время томившиеся в доме своего создателя, только в последнее десятилетие один за другим, а то и сразу десятками начали выходить на волю. И чем сложнее, непонятнее, хаотичнее становится наша жизнь, тем нужнее эти странные на первый взгляд произведения, в которых пульсирует время.
В этом мире для Бреля вообще нет мертвых вещей. Даже обыкновенный треснутый кирпич стал на обложке журнала живой сентенцией: "Жизнь дала трещину". Впрочем, Брель - оптимист. Он уверен, что когда-нибудь и этот кирпич срастется.