ШКЛЯРСКИЙ Эдмунд

Эдмунд Шклярский (26.10.1955 года [Ленинград])

Группа "Пикник" давно воспринимается как легенда: шутка ли, четверть века прожито в музыке! Полуосыпавшаяся пленка на катушках с ранними альбомами, любительские черно-белые фотографии двадцатилетней давности - уже тогда "Пикник" будоражил воображение меломанов-романтиков. А сегодня уже взрослые дети первых поклонников "Пикника" приходят на концерты группы и хором подпевают каждой песне. Их притягивает то же самое, что и молодых людей прошлых поколений. Философские и ироничные стихи, мелодии, сложенные из мистических созвучий и вплетающийся в них голос Эдмунда Шклярского.

Ижевский концерт, состоявшийся в рамках юбилейного тура группы "Говорит и показывает" при содействии концертной организации "Коллекция", явился живой иллюстрацией неиссякающей энергии "Пикника" и неубывающей любви к нему слушателей всех возрастов. Но многое остается за сценой: О прошлом и настоящем мне удалось поговорить после концерта с лидером группы Эдмундом Шклярским.

- В 80-е у "неофициальных" исполнителей была проблема с выпуском пластинок: можно было иметь огромный репертуар, но так и не выпустить ни одной песни. Сейчас же музыканты вынуждены подстраиваться под жесткий график выпуска альбомов. Вы тоже с этим столкнулись?

- У нас нет подобных контрактов, заставляющих нас штамповать альбомы. Мы давно предпочли одноразовые договоры с рекорд-компаниями, заключаемые на запись определенного диска. Так что мы не обязаны писать песни "к сроку". Поэтому же у нас между выпусками альбомов бывают паузы по три-четыре года, а бывает, диски выходят почти подряд один за другим.

- Это было принципиальное решение - не зависеть от индустрии звукозаписи?

- Ну, решать-то мы можем все что угодно: Например, в 1989 году мы решили, что после "Иероглифа" и "Родом ниоткуда" мы выпустим еще несколько пластинок. Но получилось так, что в течение нескольких месяцев виниловая промышленность просто прекратила существование, и, что бы мы там ни решили, это уже было не важно. В жизни бывают ситуации, которые происходят независимо от того, хочешь ты этого или нет. Между прочим, многие ситуации с паузами в нашей работе связаны именно с этими внешними факторами, с провалами, в которые мы попадали вместе со всей страной. Это 1992-93 годы, потом 1998-99. Мы просто пережидали это время.

- В 80-х были случаи, когда вам приходилось редактировать свои песни из-за давления цензуры?

- Поскольку в начале 80-х группа играла на любительской сцене, такой необходимости не было. А потом задули ветры перемен, и стало возможно петь все что угодно, в том числе и наши стихи, открыто. Но если бы мы пытались петь свои песни раньше, например, в 70-х годах, нам бы это наверняка не удалось. Это снова возвращает нас к разговору о ситуации, которая есть и которую просто нужно принимать, не пытаясь переделать.

- Вы пришли в "Пикник" далеко не в первый год его существования:

- Когда-то мы занимались музыкой параллельно с учебой в институтах, переходили из группы в группу: сначала могли быть конкурентами, а потом играли вместе, становились союзниками. Таким образом, все понемногу друг с другом знакомились, и те, чьи желания и цели совпадали, шли по одной дороге. Мне оказалось по пути с теми, кто играл в "Пикнике".

- Но тогда уже было ощущение, что музыка станет занятием на всю жизнь?

- Этого-то как раз мы и не предполагали. Когда мы записывали первый альбом "Дым", то не понимали, для чего это делаем: появилась возможность сделать запись, значит, надо ею воспользоваться. И только когда эта запись на аудиокассетах разошлась по всей стране, мы начали понимать, что именно это мы и должны делать.

- Что было первым толчком, заставившим вас заняться музыкой?

- Когда я лет в восемь услышал "Битлз", я понял, что музыка - это некий химический элемент, которого мне раньше не хватало, буквально не доставало организму. Музыка воспринималась как нечто необходимое для жизни. И толчок был настолько сильным, что сначала мне требовалось выпросить у родителей гитару, потом заниматься музыкой и в школе, и в институте, и дальше. Если кто-то когда-то играл, то знает: музыка - вещь неизлечимая! Я не видел еще ни одного человека, который равнодушно мог бы бросить музыку. У меня много знакомых, которые не раз бросали, но все равно возвращались к музыке, покупали снова гитары. Даже если сегодня они занимаются крупной коммерцией, они все равно устраивают себе маленькие репетиционные базы и приезжают туда поиграть для души. Например, у нашего клавишника друг занимает серьезный пост в пароходстве. Но, когда Воронин приглашает его на концерт, он всегда отказывается, говорит: "Я не пойду, потому что я буду плакать". Кто когда-то соприкасался с музыкой, всегда будет по ней тосковать.

- Что-то в ваших отношениях с залом за последние двадцать лет изменилось?

- Я бы не сказал. Правда, первые наши гастроли вне Ленинграда отличались от всех последующих: тогда процентов восемьдесят зрителей не представляли, что играет группа "Пикник". Была какая-то устная информация: кто-то слышал наши записи, рассказал друзьям и знакомым, привел их с собой на концерт: И эти восемьдесят процентов пришедших наугад ставили нас в положение, когда мы с нуля должны были завоевывать зал. А звуковая аппаратура тогда была достаточно плохая, слов поющего нельзя было разобрать. Значит, нужно было создавать какую-то жизнь на сцене, которая была бы интересна людям, впервые попавшим на наш концерт. Вот поэтому мы и придумали видеоряд наших выступлений. Было это в 1987 году.

- В те годы молодые люди, имеющие отношение к рок-культуре, старались выделиться не только образом мыслей, но и внешним видом: джинсы, туфли на "манной каше", феньки. Для вас одежда играла сколько-нибудь значимую роль?

- Как раз недавно мы с друзьями вспоминали, что были некие атрибуты, которые были предметом мечтаний. Это определенного цвета джинсы - обязательно классические, индиго. Это значок "времена хиппи" - ну и прочая атрибутика. Некоторым это удавалось доставать, а мне нет, потому что я тогда учился классе в седьмом. Конечно, по-настоящему это ничего не решало, но я тихо завидовал обладателям подобных сокровищ. Например, своим двоюродным братьям, которые имели возможность иногда ездить в Польшу и привозили оттуда эти атрибуты "сладкой жизни".

- В ваших песнях довольно много мистики. С вами что-то мистическое случалось?

- К счастью, нет. За исключение того, что в Омске 13 числа отключили свет во всем районе, в том числе и в концертном зале, где мы выступали. Так что зрителям пришлось в темноте разбирать свои или чужие одежды, а нам паковаться и уезжать на вокзал.

- Сейчас вы по собственному почину участвуете в разнообразных рок-фестивалях или статус легендарной группы обязывает?

- Это никакая не обязанность, скорее некое разнообразие. Обычно мы все-таки сольные концерты даем. А фестивали, как правило, случаются летом, под открытым небом. Когда фестиваль в Ленинграде, достаточно окна открыть, и все слышно - это какая аудитория! Недавно были на Алтае, на реке Катунь, там достаточно интересный фестиваль. Главное - антураж великолепный: красивые пейзажи, почти японские.

- Что вы сегодня хотите сказать слушателям в первую очередь?

- Никакого призыва мы никогда не излагали. Наши песни - это попытки привлечь слушателя к соучастию в размышлении о том, что нас окружает, о смысле жизни (высокопарно звучит, понимаю). О вопросах, которые так или иначе должны задавать себе мыслящие существа: например, зачем они живут. Понятно, что никто и никогда на эти вопросы не ответит, но задумываться над ними все же необходимо.