Гартунг Мария Александровна (Пушкина)

(18-19.05.1832 - 7.03.1919)
Некоторые, увидев ее, замедляли шаги или оборачивались - не совсем понятно было им, что делает высокая стройная женщина, с ног до головы в черном, закутанная в вуаль, в любую погоду у памятника Пушкину на Тверском бульваре. Шел 1918 год, кто только мог бежал из холодной и голодной Москвы на окраины России. Те, кто оставался, старались сидеть по домам, сохраняя скудное тепло очагов и стараясь ложится пораньше спать - авось уляжется чувство голода.
А он приходила и просиживала на скамье около памятника по нескольку часов, в любую погоду. В руках у нее были то зеленая веточка, то маленький букетик цветов, которые она потом оставляла на сером граните памятника. Она приходила на свидания со своим отцом, которого почти не помнила, и который стал для нее легендой. Она не воспринимала его как памятник. Сидела у ног, и ей казалось, что слышит за спиною теплоту дыхания, звучный веселый голос, заразительный смех. Она не могла ничего помнить, но какое-то смутное видение все равно преследовало ее: ласковый, невысокий человек, смуглый лицом, с живыми блестящими глазами, протягивает к ней руки и поднимает ее высоко над собой. У нее замирает сердечко, она повизгивает от страха и удовольствия, а человек смеется: "Что, Машка, разбойницаN Чай, куда рада вволю воеватьN!" (Цитата из письма Пушкина от 1834 г). Она приходила к нему каждый день в надежде вспомнить что-то еще и погрузиться в блаженство этих воспоминаний. Перестала приходить, только когда смертельно заболела. Это случилось в феврале 1919 года. Седьмого марта ее не стало. Свидания дочери с отцом закончились.
Он звал ее Машка, Маша, Машенька. В письмах к жене часто упоминал ее имя. В младенчестве она не отличалась крепким здоровьем и часто болела. Это беспокоило его. "А Маша-то! Что ее золотуха и что СпасскийN" (домашний врач Пушкиных) - с беспокойством спрашивал он жену. "Говорит ли МашаN Ходит лиN Что зубкиN" "Что моя беззубая ПускинаN" - весело подшучивал в поздних письмах, и тут же добавлял: "Уж эти мне зубы!" В письме к княгине Вере Федоровне Вяземской притворно сокрушался: "Жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей особы".


Родилась она в ночь с 18 на 19 мая 1832 года. Крестили ее "в Сергиевском, всей артиллерии Соборе г. Петербурга" 7 июня того же года. Восприемниками у купели (крестными) были: Екатерина Ивановна Загряжская и граф Михаил Виельгорский. Несмотря на болезненность и хрупкость, Машка - Машенька была задирой и частенько доставалось от нее младшим братьям - Александру и Григорию. Она участвовала в их мальчишеских играх в мяч, скакала как и они, на деревянной лошадке-прутике, могла и за вихры подергать братцев, а куклам шла, когда начинала сердиться няня и приговаривала, что вот "ужо беспременно все маменьке расскажет".(Арапова А.П. Воспоминания) Маменька. Ее ласковые, теплые руки, нежный и грустный взгляд, негромкий голос, ее сказки и песни на ночь - все это было главным в жизни маленькой Марии и ее братьев и сестры.

Влияние матери, Наталии Николаевны было основополагающим. Ранние годы детства Мария провела в Полотняном Заводе, в деревенском приволье - ведь ее увезли из Петербурга, когда ей было всего то пять лет. Много времени она проводила в играх на свежем воздухе, брат маменьки, Дмитрий Николаевич Гончаров учил маленькую Мари сидеть в седле, брать лошадь в поводья. У нее на всю жизнь, до глубокой старости, сохранилась прямая и гордая осанка. Но не меньше времени отнимали и серьезные занятия: игра на фортепьяно, вышивание, чтение, уроки грамматики. Наталия Николаевна считала, что дети ее должны хорошо владеть русской грамотой и разбираться в литературе. Сначала занятиями Марии руководила она сама или ее сестра, тетушка Александрина.

Позже, по возвращении в столицу (в 1839), несмотря на стесненность в средствах, с Мари и ее братьями (перед поступлением тех в Пажеский корпус) серьезно занималось несколько педагогов, рекомендованных друзьями отца - Вяземским, Жуковским, Плетневым. Мари делала большие успехи в фортепьянной и шахматной игре, рисовании и рукоделии, изучении иностранных языков.

Все кто встречался с Марией Александровной отмечали необыкновенную изысканность ее манер, остроумие и великолепное знание русского и французского языка. Она была очень приветлива и проста в обращении, необыкновенно красива: "редкостная красота матери смешивалась в ней с экзотизмом отца, хотя черты ее лица, может быть, были несколько крупны для женщины" Бросалось в глаза ее всегдашнее спокойствие и необыкновенная привязанность к матери, выраженная в трогательной ласковой заботе о ней. Очень нежно относилась она и к Петру Петровичу Ланскому, нередко выступая буфером между вспыльчивой тетушкой Александриной и отчимом, к которому одинокая тетушка неосознанно ревновала сестру, Наталию Николаевну и племянников. Прямых воспоминаний о Марии Александровне не сохранилось, приходится довольствоваться только косвенными сведениями и фактами. Прямых наследников у нее тоже не было, мемуаров она не оставила, переписка ее не сохранилась, а если и есть какие-либо документы, то они неизвестны широкому кругу лиц. Закончив к 20-ти годам курс домашнего образования и едва начав выезжать в свет, в 1852 году она была высочайше пожалована во фрейлины и состояла при Государыне Марии Александровне, жене Императора Александра Второго. Посещала вечера, балы и приемы. На нее обращали внимание многие, жаждали быть представленными ей, но замуж Мария Александровна вышла поздно, двадцати восьми лет, в 1860 году, за генерал-майора Леонида Гартунга (1832-1877), управляющего Императорскими конными заводами в Туле и Москве, человека глубоко порядочного и благородного.
Чем объяснить, что столь привлекательная девушка, бывшая всегда на виду, носящая громкое и блистательное имя, вышла замуж так поздноN Возможно, ее серьезностью и разборчивостью, а, возможно тем, что не обладала она, в отличие от других блестящих светских красавиц, слишком большим приданным, хотя в несколько минут могла увлечь понравившегося ей человека огнем и живостью умной, непринужденной беседы, красотою улыбки, редким чувством юмора. Говорили, что этот дар покорять был в ней от отца!

Вероятно, Леонида Гартунга и Марию Пушкину познакомил и сосватал неугомонный и добрейший отчим Петр Петрович Ланской, любивший Марию, как родное дитя. А может, они познакомились и сами, благо в доме всегда было очень много народу, среди них не только писатели и художники, но и военные. Наталия Николаевна и не думала препятствовать замужеству Маши, ей понравился задумчивый и внимательный человек с грустными глазами. У Леонида Николаевича было имение под Тулой (с. Прилепы), туда и уехали жить Гартунги вскоре после венчания в апреле1861 года.

Их гостеприимный, щедрый дом, где часто устраивались музыкальные вечера и "чайные балы" становится известен в округе, чета Гартунгов окружена всеобщим вниманием и уважением.

На одном из губернских балов в 1861году в Туле знакомится с Марией Александровной граф и писатель Лев Николаевич Толстой.

Мария Александровна привлекла его внимание сразу, едва только вошла в бальную залу. Когда на его вопрос, кто такая эта женщина ему ответили, он сказал восхищенно: "Да, теперь я понимаю, откуда у нее эти породистые завитки на затылке!" Лев Николаевич пожелал быть немедленно представленным дочери Поэта. Они оживленно беседовали весь вечер. Мария Александровна, по его просьбе, рассказывала об отце (вероятно, со слов матери), делилась своими впечатлениями о литературе и искусстве. Лев Николаевич искренне восхищался тонкостью ее вкуса, своеобразностью и смелостью мнений и сказал позже Софье Андреевне, что Мария Александровна не только внешне, но и внутренне, вероятно, походила на своего великого отца. Дочь поэта настолько поразила творческое воображение Толстого, что он отобразил ее внешние черты в облике любимой героини своего знаменитого "семейного романа" - Анне Карениной.

Судьба и жизнь Марии Александровны в дальнейшем складывалась не менее трагично, чем у героини Толстого. Вот что пишет Борис Путилов в кратком очерке "Дети Пушкина", помещенном в журнале "Уральский следопыт" (No.3-6 за 2000г.): "С 1875 года Гартунг заведовал Московским отделением государственного коннозаводства. Ф.М. Достоевский в "Дневнике писателя" за 1877 год рассказал о трагическом событии в семье М.А. Гартунг - самоубийстве ее мужа, опутанного интригами бесчестных людей и отданного под суд. Прокурор обвинил Гартунга в краже векселей, вексельной книги и других бумаг некоего Занфтлебена - процентщика, обязанности душеприказчика которого имел неосторожность взять на себя Гартунг. Он ничего не подозревал о коварных умыслах родственников процентщика. Когда судьи, объявив перерыв, удалились из зала суда, чтобы составить приговор, Л.Н. Гартунг "...выйдя в другую комнату... сел к столу и схватил руками свою бедную голову; затем вдруг раздался выстрел: он умертвил себя принесенным с собою заряженным револьвером, ударом в сердце. На нем нашли тоже заранее заготовленную записку, в которой он "клянется всемогущим богам, что ничего не похитил и своих врагов прощает". Главным виновником гибели Гартунга считали прокурора Н.Т. Шипова, который произнес на суде страстную речь. Владелец дома, где жил прокурор, отказал ему от квартиры, приказав немедленно выехать, не желая иметь, как он выразился, у себя убийц. Последствия оправдали всеобщую уверенность в невиновности Гартунга".
После смерти мужа, Мария Александровна осталась практически без средств к существованию. Но не унывала. Подолгу гостила у своих сводных сестер Ланских - Софьи и Елизаветы. Помогала воспитывать племянников овдовевшему старшему брату Александру. Несколько лет прожила в его большой и дружной семье. (У Александра Пушкина-младшего было одиннадцать детей!)

Она всегда была весела, остроумна, любила общество молодежи и детей. Не переносила старушечьих сплетен и пересудов. Когда ей становилось особенно грустно, садилась за фортепиано. В Москве Мария Александровна была почетным попечителем и председателем первой Общественной библиотеки имени Пушкина. Ее часто приглашали на всевозможные торжества, посвященные Пушкину, и на скромные литературные вечера, где пили чай и читали стихи поэты, зачастую неизвестные публике. Приглашения на такие вечера Мария Александровна предпочитала всем остальным.

Как жила она последние годы - известно мало. Тот же Б. Путилов коротко сообщает: "Только в 1899 году размер пенсии Марии Александровны был увеличен с 240 до 300 рублей в год".

Сумма скромная, но и на нее Мария Александровна умудрялась прожить с достоинством.

Правнучка поэта Наталия Сергеевна Шепелева вспоминала, со слов своей матери Веры Александровны, старшей внучки старшего сына поэта: "Тетю Машу всегда отличало неизменное жизнелюбие и манеры ее были истинно манерами светской дамы, много лет прожившей в высшем кругу. Когда она появлялась в гостиной, то до самого позднего вечера в ней уже не умолкали шутки и смех. Очень тетушка следила за руками. У нее были красивые руки пианистки с длинными пальцами. Когда я смотрела на ее руки, то вспоминала о руках Александра Сергеевича, про красоту которых читала и слышала много раз. Баночки из-под кольдкрема и старинное жемчужное ожерелье - ожерелье Наталии Николаевны, в котором она стояла под венцом с Пушкиным - вот что было среди тех немногих памятных вещей, что достались родным после ее смерти.
Вещи более памятные и значительные она передала в музеи и библиотеку, попечителем которой была". (Цитируется по книге М. Коршунова и В. Тереховой "Мальчишник" Мечтательная повесть.)
Скончалась Мария Александровна Пушкина-Гартунг седьмого марта 1919 года, так и не успев получить свою новую персональную пенсию и пособие в 2.400 рублей, что назначил ей нарком просвещения нового правительства России А. В. Луначарский.
Похоронена старшая дочь Поэта в Москве, на кладбище Донского Монастыря. На могиле всегда живая зеленая ветка или букетик цветов. Может быть, похожих на те, что приносила когда-то она к памятнику отца, приходя на свидание с ним...