КУЗНЕЦОВА Ляля

Стряхивая пыль веков
Цыгане и странники степей Центральной Азии

Ляля Кузнецова родилась в 1946 году в Уральске, Казахстан. Училась в Казанском Государственном Авиационном институте и работала инженером авиации до того, как занялась фотографией в конце 70-х годов. В 1978 году работала фотографом в Казанском Государственном музее искусств, а в 1979 была принята в Союз Фотохудожников Литвы. С 1980 по 1982, Кузнецова была репортером газеты "Вечерняя Казань", с тех пор - свободный фотограф.

Ее работы неоднократно выставлялись в Европе и Соединенных Штатах, в том числе в Галерее Коркоран в Вашингтоне.

В 1997 году Кузнецова была удостоена приза Mother Jones Leica Medal of Excellence и Гран-При за фотографию в Париже.

Ляля Кузнецова фотографирует то, что видит. Как и все художники, она не видит всего. Ее глаза - фильтры ее души. И то, что она ими видит - реальность, наполненная поэзией свободы, страдания и гордости.

Ее внутренний ландшафт, колодец, из которого исходит ее видение, сформирован горами, степями, бескрайними горизонтами и разными народами - татарами, казаками, украинцами, русскими, населяющими ее родной Казахстан. Она родилась в 1946 году в маленьком городке Уральск в Западном Казахстане, рядом с российской границей. Дочь в татарской семье скромного достатка, воспитанная в мусульманских традициях, она росла, чтобы стать хорошей домохозяйкой, верной женой и любящей матерью. Но в памяти остались детские воспоминания о цыганах во дворе ее тети. Она с неподдельным любопытством наблюдала из маленького оконца на сеновале за тем, как приходили и уходили "эти грациозные загорелые люди". Она смотрела на огни их костров в ночи и слушала их песни. Она видела их раскрашенные повозки на дороге, но последовать за ними не могла, потому как прогулки в цыганский лагерь не разрешались.

Поначалу казалось, что ее жизнь потечет по пути, заранее предначертанному традицией. Ляля закончила школу - ее единственное воспоминание: о том, как спешила в кино, открыла для себя "Ночи Кабирии", о которых впоследствии отзывалась как о большом влиянии на свое видение - продолжила учиться и работать в авиационном институте. По окончании института работа в качестве авиаинженера обеспечивала ее стабильным заработком. Она полюбила, вышла замуж и родила дочь. Она продолжала работать, и, кажется, неслучайно ее работа уже тогда была связана с пространством и воздухом - двумя элементами, которые в дальнейшем сыграют такую важную роль в ее фотографии.

Лялин муж умер неожиданно. Она осталась одна с маленькой дочерью. Что придало ей мужества последовать своей старой мечте, в этот раз взяв в руки камеру, чтобы никогда ее больше не выпускать? Стать фотографом и стараться заработать этим себе на жизнь было ужасно сложно. Это означало променять стабильное существование на жизнь в скитаниях и неизвестности. Должно быть, у нее внутри скрывалась какая-то сила, происходящая от принятия жизненно важного решения. Вскоре она рассталась с должностью фотографа в Казанском Государственном музее искусств, решив работать независимо.

Судьба очень скоро подтвердила правильность ее решения: вместе с братом она отправилась на машине в уральские степи. Они решили свернуть с большой дороги и наткнулись на цыганский лагерь на ближайшем берегу реки. Дети выбежали посмотреть на них, Ляля и ее брат последовали за ними к палаткам. Они дали детям кое-какие сувениры, и Ляля начала фотографировать женщин и мужчин, сидящих на земле. Цыгане не любят, когда их фотографируют, заручиться их расположением непросто... Но она знала, что нашла то, что искала: людей, тронувших ее душу. Фотографировать их значило славить их образ жизни и пробудить в себе художника. На том она и стояла и продолжала фотографировать, и цыгане потихоньку впустили эту молодую женщину с внешностью, чем-то напоминающую их собственную, в свой мир, который она снимала на протяжении последующих 15-ти лет.

Лялины собственные описания таких встреч на протяжении многих лет обладают свежестью ее взгляда и проницательностью ее наблюдений как фотографа. Энтузиазм общения с родственными душами на необъятных горизонтах страны, знакомая почва и совершенно иной образ жизни объектов ее съемки были хмельным напитком. Чутьем кошки она находила своих цыган снова и снова; временами становилась почти невидимой и фотографировала их занятия, временами - позволяла им смотреть прямо в камеру, так, как им этого хотелось: в хорошем настроении, дурачась, серьезно, даже отчужденно.

Лялины отношения с пространством, через которое она позволяет своим цыганам двигаться - вот, что так удивительно. Они редко находятся в центре композиций, но появляются везде: в углах, наверху, в самом низу, на любых расстояниях. Она располагает их там, где они существуют на данный момент. С ней мы раскрываем их. Ее прикосновение кажется таким легким, что мы можем забыть о решительности и даже твердости, необходимых для того, чтобы сделать такие фотографии. Цыганская серия Ляли Кузнецовой похожа на огромный роман, в котором каждый снимок занимает свое место и обретает значение по мере того, как разворачивается повествование. Голубь взмывает в воздух, мальчик на корточках с распростертыми руками провожает взглядом его полет, - сама энергия и восторг. Мужчина, сидящий на земле, прижимает к груди павлина с расправленными перьями, демонстрирует эту особую собственность как драгоценность на фоне полуразвалившейся изгороди и покосившихся телефонных столбов, ведущих в неизвестном направлении. Дети везде играют, а женщины вечно присматривают за ними. Девочка в блестящем платье возвышается над дворовой грязью, два мальчика, лежа на земле, играют со шлейфом в пыли. Мужчины в этом мире хозяева - они сидят поодиночке или в компании друг друга, если рядом с ними женщина, она очевидно принадлежит им.

Со временем, фотографии переносят нас от бродячих цыган, живущих в степи в палатках, к цыганским поселениям за пределами таких больших городов как Одесса. Теперь там дома и ощущение замкнутого пространства... Это уже не только мир цыган. Другие люди появляются в кадре: узбеки и татары, актеры бродячих цирков. Они - отщепенцы, которые держатся - или удерживаемы судьбой - в стороне от большой дороги, искушающей миллионы переехать в большие города. Ляля также остается в любимой провинции и продолжает снимать жизнь в местах, построенных по человеческой мерке.

Ляля Кузнецова теперь известный фотограф. Она выставлялась во многих местах от Берлина до Арля, Парижа и Нью-Йорка. Я встретилась с ней в 1989 году, когда работала в Москве. Она и группа российских фотографов показывали мне свои работы. Это было самое начало гласности, и надежда побывать за границей была лишь зыбкой перспективой. Но настрой был праздничным. Появились уцелевшие деликатесы и бутылка шампанского. Мы расселись на полу и паре стульев и отметили нашу встречу, почти как Лялины цыгане, только пол наш был устлан фотографиями. Лялины черты утонченны, и движется она с грацией девочки. В ее лице читается ранимость, страдание, присутствующие в ее работах, также как случайная улыбка, а порой и редкий взрыв смеха над какой-то человеческой слабостью, смеха, который никогда не насмехается, но полон понимания. Ее глаза всегда наблюдают. Даже когда она не шевелилась, в ней ощущалось намерение. Она сказала, что ей нужно возвращаться домой, к дочери и работе, а поездка на поезде предстояла долгая. Я почувствовала, что жизнь была все также трудна. Мы встречались еще несколько раз в Москве, говорили о своей работе и жизни и чувствовали близость.

Ляля Кузнецова раскрывает в своих работах скрытую силу ранимых людей. Ее герои - человеческие существа, которые могут быть близки сердцу любого, они трогают нас своей безвременностью. Ляля Кузнецова - поэт, который знает свое ремесло и обогащает наши жизни даром своих работ.