ПОПОВА Любовь Сергеевна

Любовь Сергеевна Попова (1889-1924). Любовь Попова родилась в селе Ивановское под Москвой в купеческой семье, у ее деда со стороны отца было суконное дело. Возможно, когда Попова в 1920-е годы решительно ушла из станковой живописи в "производство" и создавала эскизы рисунков для тканей, это было в известной степени следствием генетической привязанности к ремеслу. Но в то время, когда родилась Любовь Попова, ее отец - Сергей Максимович уже почти не занимался "делом", а был известным меценатом, покровительствовал музыке и театру и представлял собой знакомый по образу Саввы Мамонтова характер просвещенного купца, который ничего общего не имел с купцами "темного царства" Островского.
Недаром первые уроки рисования Любовь Попова получила у друга своего отца - художника К.М.Орлова. Ранние годы она провела в Ялте, там же училась в гимназии и только в 1906 году приехала в Москву, здесь она получила среднее образование и поступила на педагогические курсы.

В 1908 году Попова, с детства приверженная искусству живописи, начала посещать частную художественную школу К.Ф.Юона, где познакомилась со многими художниками, в том числе с Надеждой Удальцовой. С сестрой Удальцовой - Людмилой Прудковской Любовь Попова несколько позднее снимала мастерскую в Антипьевском переулке, однако по свидетельству самой художницы самостоятельная работа у них шла не особенно удачно, и около 1911 года они перешли работать на "Башню".

Это была первая в России свободная коллективная мастерская, натуру здесь ставили сами художники, чаще других Михаил Ларионов, который тогда был признанным "лидером". Кроме Поповой там бывали Н.Удальцова, К.Зданович, В.Барт, Н.Гончарова и другие. В этой среде было очень сильно увлечение примитивами и древнерусским искусством молодые художники как бы заново открывали свое национальное прошлое. Не стоит забывать, что именно к этому времени относятся первые научные реставрации икон и они предстали во всем полнозвучии своих первоначальных красок.

Интерес к иконописи, который в основном приписывается художникам-"неопримитивистам" - Ларионову и другим, был свойствен всем ищущим новых путей в искусстве.

в 1909-1911 годах Любовь Попова с целью изучения древнерусской живописи и архитектуры посетила Новгород, Псков, Ростов, Ярославль, Суздаль. В 1910 году она поехала в Киев и здесь получила еще один импульс для своего творчества - она увидела монументальные росписи Врубеля в Кирилловском монастыре.

В том же 1910 году Любовь Попова побывала в Италии, где ее внимание привлекли итальянские примитивы, Джотто и Пинтуриккьо.

И последний штрих в той большой и интенсивной работе, которую проделала Попова в постижении художественной культуры, - она познакомилась с собранием С.И.Щукина в Москве. В тот момент новым увлечением Щукина был Анри Матисс. Искусство Матисса стало тем ключевым звеном, которое связало в художественном мировоззрении Поповой прошлое и настоящее, Запад и Восток. Она не могла не оценить смелость новаторского языка живописи Матисса и в то же время ощущала его связь с искусством средневековья.

Теперь Поповой стало ясно, где следует учиться живописи - в 1912 году она поехала в Париж, поехала уже зрелым художником: ее "Деревья" 1911 года качественно отличаются от ранних натюрмортов и пейзажей, которые она писала в студии Юона.

В Париж Попова отправилась вместе с Надеждой Удальцовой, которая впоследствии вспоминала об этом: "Попова и я осмотрели все по возможности, начали искать мастерскую. Мы предполагали работать у Матисса, но школа Матисса была уже закрыта. Мы пошли в мастерскую Мориса Дени, наткнулись на сидящего индейца с перьями на красном фоне, мы убежали. Кто-то сказал о мастерской "Ла Палетт" Ле Фоконье, пошли туда и сразу решили, что это то, что надо. Это было искусство построения, искусство фантастическое. Приходили один раз в неделю Ле Фоконье, Метценже или Сегонзак. Ле Фоконье говорил о больших поверхностях, о построении холста и пространства, Метценже говорил о последних достижениях Пикассо. Это была эпоха классического кубизма".

Любовь Попова серьезно работала в мастерской, проводила много часов в Лувре и музее Клюни. Она жила в Париже в пансионе мадам Жанн, где в основном останавливались русские и где был даже "русский стол", там в это же время жили Борис Терновец и Вера Мухина, которые учились скульптуре у Бурделя.

Попова отличалась общительным характером, она быстро подружилась с Мухиной и, вторично приехав в Париж в 1914 году, совершила с ней путешествие в Италию.

Зимой Любовь Попова работала в мастерской В.Татлина в Москве. Татлин также в 1914 году приехал в Париж и встретился там с Поповой. Художница снова окунулась в особую атмосферу парижской жизни и искусства, но когда она встретила своих друзей по Ла Палетт, ей показалось, что они "никуда не ушли", те же, что и "в прошлом году". Сама же Попова переросла "Ла Палетт", она посетила коллекцию Уде, где видела работы Пикассо и Брака, и теперь ориентировалась на поиски Пикассо. И если композиция Поповой "Две фигуры" 1913 года,, которая была ее дебютом на выставке "Бубнового валета" 1914-го, носила следы воздействия Метценже, в частности его картины "Синяя птица", то уже в последующих работах она приходит к более углубленному пониманию системы кубизма.

"Портрет философа" (1915) отличает большая сдержанность цветового решения, динамическая композиция полотна строится чередованием звучных плоскостей цвета и напряженными ритмами "выпуклых" линий, которые создают угловатый живописный "рельеф" на поверхности холста. В композицию включены надписи и цифра "32" - это своего рода номерной знак, обозначающий картину как "вещь", вроде фабричной марки.

Стоит обратить внимание на особенности понимания кубизма Поповой. Ее привлекал мир вещей, выявление возможностей, заключенных в самом материале, имеющих точный адрес: если она пишет натюрморт с посудой, то это "Жестяная посуда" (1913); если предметы - то "Предметы из красильни" (1914).

Ее интересовал механизм, скрытый за внешней оболочкой формы; в 1915 году она создала несколько работ "Часы" - довольно распространенный сюжет в кубистической и футуристической живописи, как символ времени - четвертого измерения, вводимого в пространственное искусство. Попова же не довольствуется знаковым обозначением циферблата, она показывает "внутренности", сцепления винтиков и колес, ее завораживает произведение человеческих рук - чудесная машина. Эта, может быть, немного наивная, но искренняя вера в технический прогресс не может не подкупать в картинах Поповой.

Однако настоящий расцвет деятельности Поповой - конструктивиста и производственника, строителя новых форм "бытования" людей - наступил после революции. Она приняла живое участие в перестройке всех форм жизни и быта: оформляла массовые революционные празднества, создавала плакаты, делала макеты книг, эскизы моделей одежды, рисунки для текстиля, была одним из основателей школы отечественного дизайна.

Помимо практической работы Попова преподавала в Государственных высших театральных мастерских, где у нее учились многие деятели советского искусства, в том числе кинорежиссер С.Эйзенштейн. Этими мастерскими руководил Вс.Мейерхольд, в его театре Попова осуществила постановки: "Великодушный рогоносец" (1922) и "Земля дыбом" (1923), которые вошли в историю театрально-декорационного искусства.

Любовь Попова также преподавала во Вхутемасе на основном отделении, активно участвовала в диспутах в Институте художественной культуры. Ею поддержан призыв заменить станковое искусство - производственным, выдвинутый "производственниками" и конструктивистами в Инхуке в 1921 году. Причем, в отличие от многих деятелей той романтической поры, которые шли в производство лишь "теоретически". Любовь Попову не удовлетворяли полумеры. Последние ее работы были выполнены для первой ситце- . набивной фабрики - рисунки для тканей, декоративных и практичных, не потеряли качества "современности" и по сегодняшний день. По свидетельству своих товарищей по Лефу - Маяковского и Брика, она находила в этой работе подлинное удовлетворение.

Еще в 1914 году Любовь Попова писала: "Значительное все-таки существо человек: стоит ему перестать работать, как вся жизнь останавливается, города делаются совершенно мертвыми, а заработали люди, и город живет. Страшная какая сила - человеческая работа".