СТЕРН Айзек

Айзек Стерн (21.07.1920 года - 23.09.2001 года)

Он родился 21 июля 1920 года в городе Кременце, что на самой границе Украины с Польшей. Его назвали библейским именем Исаак, но уже в 10 месяцев он стал Айзеком: семья Стернов перебралась из охваченной пламенем Гражданской войны России в спокойную Америку, в город Сан-Франциско. Впрочем, для родных он всегда оставался Исааком: в семье говорили только по-русски, и русский язык на всю жизнь остался с Айзеком Стерном.

Семья была музыкальной: мать любила петь, отец играл на фортепиано, и в 6 лет мальчика тоже стали учить на стареньком пианино. Но очень скоро он решил, что будет играть на скрипке.

Талант юного музыканта проявился очень быстро. В 8 лет он поступил в консерваторию, в 10 лет дал свой первый сольный концерт. Несколько месяцев учился у Люиса Персинджера, ведущего профессора музыки, учителя Иегуди Менухина. Но настоящим его учителем стал концертмейстер симфонического оркестра Наум Блиндер, "невозвращенец" из Советского Союза. В Одессе Блиндер учился у знаменитого Петра Столярского, учителя Мильштейна, Ойстраха и многих других выдающихся скрипачей. А потом, в Англии, его учителем был Адольф Бродский, тот самый Бродский, который впервые в мире исполнил скрипичный концерт Чайковского.

Выступления юного скрипача следовали одно за другим, неизменно сопровождаясь хвалебными отзывами местных критиков. В марте 1937 года он играл скрипичный концерт Брамса, и его исполнение транслировали по радио на всю страну.

Все чаще Стерн и его учитель подумывали о выступлении в Нью-Йорке. Его "ангел-хранитель", пожилая покровительница юных талантов Люти Голдстайн купила для него за 6,5 тысяч долларов скрипку Гвадиани, и он отправился завоевывать Нью-Йорк.

Концерт состоялся в октябре 1937 года в Таун-холле. Айзек решил блеснуть техникой и составил программу из сложнейших произведений Баха, Венявского, Тартини, Глазунова, Шимановского.

Завоевать Нью-Йорк не удалось. Критики, отмечая несомненный талант музыканта, посчитали его игру "неустойчивой" и посоветовали вернуться в Сан-Франциско продолжить занятия. Расстроенный Айзек шесть часов колесил по Нью-Йорку в автобусе, глядя в окно и ничего не замечая вокруг себя. Он мучительно думал, что делать: послушаться совета и вернуться, или принять одно из предложений трех оркестров нью-йоркского радио занять место концертмейстера, обеспечив материальное благополучие семьи. После долгих раздумий он решил: слишком много сил и времени потрачено, чтобы так легко отказаться от карьеры солиста.

Он вернулся домой и стал усиленно заниматься, продолжая концертировать. Менее чем через два года, в феврале 1939 года Айзек Стерн опять играл в Таун-холле. На этот раз он победил: критика была единодушна в высокой оценке исполнительского мастерства юного скрипача.

Второй концерт в Таун-холле стал началом профессиональной деятельности Айзека Стерна. Он переехал в Нью-Йорк и попал под крылышко Сола Юрока, знаменитого импресарио, открывателя многих талантов. Их отношения переросли в подлинную дружбу, не прерывавшуюся до самой смерти Юрока. Маститый импресарио стал продвигать молодого, не знакомого широкой публике скрипача. Он говорил организаторам концертов: "Я дам вам фунт Артура Рубинштейна или Мариан Андерсон, если вы возьмете три унции Айзека Стерна".

8 января 1943 года в Карнеги-холле состоялся концерт "Сол Юрок представляет Айзека Стерна". Молодой скрипач выбрал очень трудную программу и играл, по его выражению, "почти дерзко". Известный музыкальный критик Ирвинг Колодин писал в газете "Sun" на следующий день: "Программа, которую играл Стерн прошлым вечером, ужаснула бы большинство закаленных виртуозов, но мистер Стерн справился с задачей с впечатляющим умением и музыкальной изобретательностью".

В тот вечер Стерн еще не знал, какую роль в его жизни сыграет Карнеги-холл и какую роль сыграет он в судьбе Карнеги-холла...

А в мире полыхала война. Родственники отца и матери Стерна вместе со всеми евреями города были заживо сожжены немцами в Кременце. С тех пор звучание немецкого языка вызывало в нем реакцию, не позволявшую установить необходимую для исполнителя связь с аудиторией. Он понимал, что это личное, своим детям и ученикам советовал играть на родине Баха, Бетховена и многих других великих композиторов, но сам за всю свою долгую исполнительскую карьеру ни разу не играл ни в Германии, ни в Австрии.

Война входила в жизнь Стерна порой самым неожиданным образом. В Нью-Йорке он жил в квартире профессора физики Голдсмита, большого любителя и знатока классической музыки. В начале войны Голдсмит переехал в Чикаго, где участвовал в разработке атомной бомбы. Когда Стерн бывал в Чикаго, профессор и его друзья часто приходили на его концерты. Однажды они попросили Стерна принять участие в эксперименте, который помог бы определить реакцию человека на пребывание на разной глубине и высоте. Стерна опутали с ног до головы проводами и попросили что-нибудь сыграть. Он играл "Престо" из соль-минорной сонаты Баха для скрипки соло, а давление и содержание кислорода в воздухе изменяли от уровня больших глубин до уровня больших высот. Ученые следили за реакцией тренированных рук скрипача и фиксировали эксперимент на пленку. Фильм до сих пор остается в секрете.

В ноябре 1943 года Стерна вызвали на призывной пункт, но признали негодным к службе из-за плоскостопия и старой операции на позвоночнике. Он, однако, всей душой хотел помочь стране и организовал бригаду, в которую, кроме него, входили его аккомпаниатор Александр Закин и три певца из Метрополитен-оперы. Бригада побывала на тихоокеанских островах, в Гренландии и Исландии и дала множество концертов в госпиталях и на тренировочных базах американской армии.

После войны Стерн много и успешно гастролировал у себя в стране и в Европе, выступал с выдающимися дирижерами Пьером Монтре, Сержем Кусевицким, Юджином Орманди, Леонардом Бернстайном, играл камерную музыку с Пабло Казальсом, Юджином Истоминым, Александром Шнайдером. В 1946 году он вышел на сцену Карнеги-холла с прекрасной скрипкой Гварнери, которую купил за 65 тысяч долларов. Впоследствии он приобрел еще одного Гварнери - скрипку, принадлежавшую когда-то знаменитому бельгийскому скрипачу Эжену Изаи и обладавшую уникальным звуком, мощным и певучим.

В 1949 году он женился на балерине Норе Кэй, но брак оказался непрочным: через 6 месяцев они разошлись.

В сентябре 1949 года Стерн впервые побывал в Израиле и буквально влюбился в эту страну, в ее охваченный энтузиазмом народ. Он много раз гастролировал в Израиле и был там в самые трудные для страны времена: в 1967 году во время 6-дневной войны, в 1973 году, когда Израиль воевал с Египтом и Сирией. В 1991 году во время кризиса в Персидском заливе он опять помчался в Израиль, отменив запланированные гастроли в Европе. Сохранилась фотография Стерна, играющего на скрипке в противогазе. Однако фотография сделана за кулисами во время репетиции, а во время концерта на сцене перед сидящими в противогазах людьми стоял скрипач и вдохновенно играл, без противогаза, в полном концертном облачении.

В Израиле Стерн познакомился с Верой Линденблит, еврейской девушкой с тяжелым прошлым, в котором было и бегство от нацистов в Париж из Берлина, где она жила с родителями, и смерть отца в Освенциме. Она переехала из Нью-Йорка в Израиль за два месяца до начала гастролей Стерна и мечтала попасть на его концерт, но все билеты были проданы. Тогда она попросила Александра Закина, с которым была знакома, провести ее в зал, и тот познакомил ее с Айзеком. Через 17 дней, 17 августа 1951 года, они поженились и прожили вместе 45 лет.

И еще одно событие связано с Израилем. В 1957 году Стерн услышал игру на скрипке двух невероятно талантливых израильских мальчиков Пинхаса Цукермана и Ицхака Перлмана. Спустя четыре года стараниями Стерна оба они оказались в Нью-Йорке, где продолжили занятия. Сол Юрок сразу же стал опекать Пинки Цукермана. С Перлманом же было сложнее: он переболел полиомиелитом, ходил на костылях и играл сидя. Узнав об этом, Юрок категорически отказался от юного скрипача и только под давлением Стерна изменил решение, поверил в него - и не ошибся: ныне Ицхак Перлман - самый, пожалуй, знаменитый скрипач Америки.

В 1951 году, когда Стерн гастролировал в Антверпене, к нему в комнату отдыха пришел Давид Ойстрах. Два выдающихся скрипача тепло приветствовали друг друга и договорились встретиться через несколько дней в Брюсселе на конкурсе имени королевы Елизаветы. Их встреча продолжалась пять часов, они говорили по-русски о жизни в их странах, о политике, о музыке. С тех пор они не пропускали возможности встретиться друг с другом, но, по обоюдному согласию, никогда не писали друг другу письма, боясь осложнить жизнь Ойстраха в Советском Союзе.

Последний раз они встретились в Лондоне за три месяца до смерти Ойстраха. Он очень плохо выглядел, и Стерн спросил у него:

- Почему вы не уедете? Вас везде почитают, через год вы бы стали богатым.

- Я не могу, - сказал Ойстрах. - Они не разрешают моей семье ездить со мной. Я не могу этого сделать из-за жены и детей.

- Но почему вы так много работаете в России, играете, дирижируете, преподаете с утра до ночи, и никак не остановитесь?

- Если я остановлюсь даже ненадолго, я начну думать. Если я буду думать, я умру, - ответил Ойстрах.

Ойстрах с сыном Игорем встретили Стерна в гостинице "Москва", когда тот впервые прилетел в СССР на гастроли в апреле 1956 года. На его концерт в Большом зале консерватории пришло более двух тысяч любителей музыки, в том числе множество профессионалов-музыкантов. В антракте к нему за кулисы пришел Ойстрах и поздравил его с огромным успехом.

Затем были гастроли по всему Союзу - в Ленинграде, Киеве, Баку, Тбилиси... В Ереване он беседовал с Арамом Хачатуряном о роли народной музыки в творчестве композитора. Хачатурян говорил о том, что народная музыка - это душа его произведений, она в его сердце, его кровь и плоть. Стерн, игравший много произведений современных композиторов, пытался его убедить, что народная музыка, при всей ее значимости, должна быть лишь базой, на которой строится здание современный музыки с ее новым языком и экспериментальными идеями. Переубедить Хачатуряна ему не удалось.

Перед отъездом в Советский Союз Стерна просили попытаться сдвинуть с мертвой точки процесс культурного обмена между двумя странами. Еще раньше Конгресс США принял закон об обязательном снятии отпечатков пальцев у всех артистов, въезжавших в Америку. Советские власти провозгласили этот закон унизительным и неприемлемым. На приеме в его честь, на котором присутствовали Хрущев, Булганин, Молотов и Маленков, Стерн решил попробовать. Он обратился к Хрущеву с просьбой направить в Америку советских артистов, несмотря на принятый Конгрессом закон. "Скажите президенту, чтобы он изменил закон" - ответил ему Хрущев. "Но у нас президент не может изменить закон, это под силу только Конгрессу" - сказал Стерн. В ответ Хрущев, под одобрительный смех присутствовавших на приеме чиновников, рассказал историю, как некто, вывалившись из саней, разбил себе голову так, что у него вытекли мозги, но когда подбежавший крестьянин предложил раненому возвратить мозги на место, тот сказал: "Они мне не нужны, я ведь еду на сессию парламента".

На следующий день эта не слишком остроумная шутка советского премьера с очевидным намеком на Конгресс США была на первых полосах ведущих американских газет, и подписание соглашения о культурном обмене между СССР и Соединенными Штатами было заторможено еще почти на два года. Оно было подписано 27 января 1958 года, и в журнале "Time" появилось чье-то шутливое высказывание: "Русские посылают к нам своих евреев из Одессы, и мы посылаем им наших евреев из Одессы".

Стерн побывал в Советском Союзе еще раз в 1958 году. В 1967 и 1968 годах не принял приглашения на гастроли из-за отношения советских властей к Израилю и после известных событий в Чехословакии. Последний раз он гастролировал в России в 1992 году, уже после развала Советского Союза.

В середине 1950-х годов в Нью-Йорке начали строить комплекс зданий Линкольн-центра. В одно из зданий должен был переехать Нью-йоркский филармонический оркестр, размещавшийся в Карнеги-холле, и тогдашний хозяин зала Саймон решил здание продать. Он просил за него 3 миллиона долларов, но покупатели не объявлялись: считалось, что Нью-Йорку достаточно одного большого музыкального зала. Тогда решено было снести здание и на его месте построить небоскреб под офисы. Рисунок небоскреба, облицованного красными керамическими панелями, появился в журнале "Life".

Историческое здание Карнеги-холла было построено в 1891 году. На концертах, посвященных открытию зала, оркестром дирижировал Петр Ильич Чайковский, и с тех пор зал, обладавший изумительной акустикой, стал музыкальным символом Америки, своего рода Меккой для отечественных и зарубежных музыкантов. Естественно, перспектива разрушения знаменитого зала не оставила равнодушными многочисленных любителей музыки. Были сформированы комитеты по защите Карнеги-холла, проводились митинги и демонстрации, но все попытки спасти зал оказывались безуспешными, пока в борьбу не включился Айзек Стерн.

Действия Стерна были обдуманными и целенаправленными. Он понял, что выход из создавшейся ситуации лишь один: Карнеги-холл должен принадлежать городу. А для этого нужно убедить власти города и штата в исключительной исторической и музыкальной ценности здания, в необходимости иметь в городе еще один большой зал, который не будет обузой для налогоплательщиков. Квартира Стерна стала штабом Комитета за сохранение Карнеги-холла. В Комитет вошли видные бизнесмены и политические деятели обеих главных партий страны, которые должны были лоббировать республиканскую легислатуру штата и демократический городской совет Нью-Йорка.

Стерн подготовил текст открытого письма в защиту Карнеги-холла, которое подписали Пабло Казальс, Владимир Горовиц, Яша Хейфец, Фриц Крейслер, Артур Рубинштейн, Леопольд Стоковский, Леонард Бернстайн, Вэн Клайберн и другие выдающиеся музыканты. Стерн вошел в контакт с тогдашним мэром города Робертом Вагнером, который стал его сторонником.

16 апреля 1960 года губернатор штата Нельсон Рокфеллер подписал решение легислатуры, разрешающее городу Нью-Йорку приобрести Карнеги-холл. В середине мая город купил у Саймона здание и передал его в аренду корпорации "Карнеги-холл", президентом которой стал Айзек Стерн. Когда в сентябре он появился на сцене, чтобы играть Скрипичный концерт Бетховена, зал встретил его овацией.

Сорокалетний Стерн жил насыщенной творческой жизнью: концерты, гастроли, звукозапись грамофонных пластинок. Еще в 1945 году он начал работать в кино: в фильме "Humoresque" ("Юмореска") он дублировал знаменитого актера Джона Гарфилда. Скрипичную музыку, которую якобы играл Гарфилд, исполнял Стерн, и в кадрах, показывавших левую руку скрипача, снята рука Стерна. А в фильме 1953 года "Tonight We Sing" ("Сегодня вечером мы поем"), рассказывавшем о жизни Сола Юрока, Стерн сыграл роль Эжена Изаи. В 1971 году он с огромным удовольствием принял участие в записи звуковой дорожки фильма "Fiddler on the Roof" ("Скрипач на крыше") по "Тевье-молочнику" Шолом-Алейхема.

В 1979 году Стерна пригласили на гастроли в Китай. С ним поехала небольшая киногруппа, которая запечатлела события и встречи, происходившие во время этого необыкновенно интересного и успешного турне. Из километров киноматериала был создан полуторачасовой фильм "From Mao to Mozart" ("От Мао к Моцарту"), в котором Стерн был главным действующим лицом и комментатором. Фильм был признан лучшей документальной кинолентой 1980 года и получил Оскара.

С Мстиславом Ростроповичем (в пачке) и Грегори Пеком на праздновании 70-летнего юбилея

В семье Стернов росли трое прекрасных детей - дочь Шира и сыновья Майкл и Дэвид. Дети выросли, обзавелись семьями. Шира посвятила жизнь иудаизму, стала раввином, как и ее муж. Сыновья избрали музыкальную карьеру, оба стали дирижерами. Вера интенсивно занималась общественной работой, была избрана президентом Американо-израильского культурного фонда. После того, как дети разъехались из родительского дома, супруги отчетливо увидели, что каждый из них живет своей жизнью, совместное проживание стало им в тягость. Они решили развестись.

Немалую роль в этом событии сыграло то, что 75-летний Стерн влюбился. Его возлюбленная, молодая красивая Линда Рейнольдс, работала в Центре исполнительского искусства имени Кеннеди в Вашингтоне. Талантливая пианистка, она предпочла заниматься историей музыки, была знакома со многими музыкантами и хорошо знала специфику их жизни. Еще до развода они открыто жили вместе в доме Стерна в Коннектикуте, а в ноябре 1996 года стали мужем и женой.

В 1999 году Стерн впервые прилетел в Германию. Когда они с Линдой спускались по трапу самолета, журналисты спросили: "Где же ваш Гварнери?" "Отдыхает в своей постели в Нью-Йорке" - ответил Стерн: он остался верен себе и приехал в Германию без скрипки. Они побывали во многих городах Германии, посетили места, где когда-то жили и творили Бах, Бетховен, Брамс, Мендельсон...

Стерн был веселым, жизнелюбивым человеком. Он хорошо плавал, прилично играл в настольный и большой теннис, не щадя рук, за что был как-то наказан вывихом запястья. Свою автобиографическую книгу, написанную в 1999 году, он назвал "My First 79 Years" ("Мои первые 79 лет"), как бы поддразнивая судьбу. Вторые 79 лет ему прожить не довелось: 23 сентября 2001 он умер.

Через месяц после его смерти в Аудитории Айзека Стерна Карнеги-холла на вечер памяти скрипача собрались почитатели его таланта. 2 тысячи мест Аудитории были заполнены, еще 400 человек смотрели концерт по внутреннему телевидению. Любимые произведения Стерна играли выдающиеся музыканты, чьи творческие судьбы во многом состоялись благодаря его стараниям: Ицхак Перлман, Пинхас Цукерман, Йо-йо Ма, Эмануэль Экс, Мидори...

Председатель Совета корпорации "Карнеги-холл" Сэнфорд Вайл, обращаясь к собравшимся, сказал: "Айзек любил говорить, что Карнеги-холл - особый зал: в его стенах обитают души Чайковского, Горовица, Тосканини и многих других великих музыкантов. Отныне к ним присоединилась душа Айзека Стерна". Ответом была овация - последняя овация великому скрипачу.