Эдельштейн Георгий

(р. 1932N)
Он стал священником поздно - в 47 лет. Благополучный преподаватель Костромского университета, заведующий кафедрой иностранных языков, он вдруг заканчивает Московскую духовную семинарию и отправляется бедствовать в дальние сельские приходы - в белгородских степях, в вологодских лесах.
- Не вдруг, - поправляет отец Георгий.
Он неторопливо помешивает ложечкой в стакане чая - это медленное внятное движение очень характерно для всего его неспешного жизненного ритма. Трудно представить его кричащим, суетливым. По-видимому, он и вспыхнул-то один раз в жизни, когда с нахала, не пожелавшего обнажить голову в церкви, сорвал шляпу. Впрочем, с этим нахалом через час он примиренно пил чай.
Он все делает основательно, продуманно. Его дом в Карабанове, в 20 километрах от Костромы и в 300 метрах от Воскресенской церкви, добротный, крепкий, хотя строительный материал о. Георгий собирал преимущественно на свалках или получал задешево в начале 90-х на почти бесхозных складах. Большую часть дома занимает кабинет с просторным письменным столом, книжными полками, компьютером. Но главная хозяйская гордость - не компьютер, а обширный подвал, "бункер", где хранятся мешки с картошкой, кабачки и тыквы, банки с соленьями. В еде он неприхотлив, что видно и по фигуре: худощав, жилист, походка легка и тяжелеет лишь тогда, когда батюшка совершит литургию и затем еще несколько треб - венчание, крещение, отпевание. Нагрузка немалая, ведь обслуживает он не одну деревню. Но если и нет прихожан в церкви, то все равно батюшка идет в пустой храм и молится там вместе с экономкой Натальей и дьяконом Сергеем.
- Нет, конечно, не вдруг стал я священником, - повторяет отец Георгий.
Сказались впечатления детства: проникновенный голос матери, которая пела ему католические гимны, молитвы бабушки о том, чтобы один из внуков стал священником. Значительным было влияние русской литературы, в особенности Тютчева, Баратынского.
А главное - всю жизнь томил советский уклад жизни. В детском саду он видит, как снимают со стены портрет Постышева, украинского вождя. ПочемуN Он же хороший! Арестовывают отца и выпускают после падения Ежова. Отец отказывается осудить арестованного брата, а друг семьи разоблачает отца, повторяя: "Партия мне дороже дружбы". Георгий ужасается этому непонятному предательству. Взрослые на его вопросы дают уклончивые ответы, и постепенно к мальчику приходит прозрение..
Были и другие впечатления - можно сказать, "христианского толка". Мать, разгневанная его дракой с соседским мальчиком из-за книжки, выносит книги сына во двор - "ты жадный" - и раздает. Мать приводит в дом детей, родители которых арестованы, устраивает их в семьи.
С годами крепнет настроение: обособиться от системы. Уже в преподавательские годы он берется за написание диссертации "Средневековое учение о языке", с наслаждением работает в библиотеках. Смеется: "Как я могу ругать советскую власть, когда я в течение десяти лет читал великолепных историков и философов, а мне еще и платили за это удовольствие!"
Нет, он никогда не боролся с властью и не намерен делать этого впредь. Он просто хотел быть независимым человеком, вне системы, и это ощущение могла дать только церковь. Но церковные иерархи скептически пожимали плечами: высшее образование, кандидат наук, еврей... Нет, не годен.
- О вашем еврействе вам часто напоминалиN - спрашиваю.
- Прихожане - ни словом, ни намеком. Коллеги по церкви - да. Недавно один митрополит назвал меня "моченым евреем" - в сущности, это ведь глумление над таинством крещения. Партийные функционеры тоже подчеркивали мою "чужеродность". Некоторые досадовали: "С вами одни хлопоты, отец Георгий. И вы, и отец Александр Мень, и Глеб Якунин всегда вносите сумятицу".
Дело решил курский архиепископ Хризостом - фигура, по мнению о. Георгия, удивительная. В течение 18 лет он сотрудничал с органами госбезопасности (под кличкой Реставратор) - что неудивительно. Необычно другое - это был единственный иерарх православной церкви, который признался в причастности к могущественному ведомству, хотя и добавлял: "Каяться мне не в чем, я служил людям своей страны". Проницательный Хризостом быстро разобрался, что перед ним очень перспективный священнослужитель. Однажды он сказал Эдельштейну: "Напрасно все так гэбэшников боятся, с ними договориться можно. Хуже всех партийные функционеры, они ничего понять не способны". 17 ноября 1979 года Хризостом направил Эдельштейну телеграмму-разрешение на его рукоположение.
Первые шаги, предпринятые о. Георгием в Белгородской области, вызвали раздражение уполномоченного по делам религии. Во-первых, священник ходит все время в рясе - не полагается, вне церкви должен надевать гражданскую одежду. Во-вторых, при отпевании покойника священник идет на кладбище, что можно квалифицировать как религиозную пропаганду. Отец Георгий даже носил с собой сборник постановлений, из которого явствовало, что отпевание на кладбище не запрещается. Хризостом сокрушенно упрекал неофита: "Меня скоро уберут. Гнев обрушится на вас. Вы вели себя крайне неосторожно, раздражали советскую власть. Поезжайте в село на Север. Сумеете поднять приход - добро. Нет - возвращайтесь на гражданскую службу".
Последовали три года служения в глухих северных деревнях, а весной 1992 года о. Георгий оказался в Карабанове Костромской области перед полуразвалившимся загаженным храмом, превращенным в советское время в склад минеральных удобрений.
Тут он укоренился, построил себе дом и с помощью канадских баптистов и норвежских лютеран восстановил церковь (на взгляд автора, зримое свидетельство христианского экуменизма). С этой оценкой о. Георгий вряд ли согласится: к движению экуменизма в его современном виде он относится крайне отрицательно, считая его "крышей для антицерковных сил". Но как бы то ни было, результат совместных трудов христиан разных направлений в Карабанове можно увидеть своими глазами
Отец Георгий охотно ездит в Америку, в Европу, читает лекции. Заработанный гонорар привозит домой и весь вкладывает в дело: на восстановление храма, на строительство домов для бомжей, на помощь районной больнице и детскому дому.
Пособить просят многие. При мне пришел бывший бомж Сашка, поселившийся на церковном дворе. Они с женой завели стадо бычков и теперь хотят купить столбы для ограждения выгона. Эдельштейн обещает помощь, он редко отказывает - только когда в карманах пусто. Тогда переходит на макароны и жидкий чай, а просящему говорит виновато: "Потерпи". Появляются деньги - и вновь работают в храме богомазы и резчики, рабочие кроют железом прохудившуюся крышу больницы, снова действует швейная мастерская в детском доме. Приходит гуманитарная помощь из-за рубежа - через несколько дней деревенские мальчишки и девчонки щеголяют в футболках и куртках с грозными надписями "чикагские быки".
К помощи священника привыкли. В Карабаново тянутся люди из заключения - уставшие, растерянные, смиренные. Они находят здесь пристанище и работу. Отъедаются, отсыпаются, а потом, по обыкновению, запивают. Запои, по тому же обыкновению, кончаются пожарами. Сгорело уже два дома, погибли люди.
- Моя обязанность - помочь им, - говорит отец Георгий. - Я предлагаю выбор, а уж им решать, как устроить жизнь. Никаких душеспасительных бесед. Если спрашивают, я объясняю, советую.
Я несколько разочарован - жесткая позиция. Мне-то уже рисовались раскаивающиеся бродяги, ставшие ангелами под влиянием ласковых речей священника. Увы.
- Не стесняйтесь, задавайте неудобные вопросы, - говорит священник, заметив мое настроение.
НеудобныеN Ну, пожалуй...
- Странно, не утомляет ли вас однообразие службыN Повторение тысячи раз одних и тех же словN
- Странно, но не утомляет, - с улыбкой отвечает о. Георгий. - Есть эллинский тип мышления, ему потребна непрерывная смена впечатлений, а есть иудео-христианский, который отличается большей сосредоточенностью, приверженностью к традиции, к самоограничению. Очевидно, я принадлежу к последнему.
Консерватизм священнослужителя, который бы в Москве выглядел вызывающим, здесь, в деревне, воспринимается естественным - ведь и сама деревня во власти традиции.
Естественным кажется и его неприятие реформаторских усилий московского священника Георгия Кочеткова. Но главное, что его категорически не устраивает в церкви, - это сергианство (по имени митрополита Сергия Страгородского), стремление во всем угождать государству. Тут мягкий, сдержанный отец Георгий судит резко и беспощадно: "Сергианство - это убеждение, что Церковь и ложь совместимы". Не стесняясь, он называет Московскую патриархию "островком брежневско-черненковской стагнации, без малейших признаков выздоровления". После таких заявлений на него обрушиваются многие влиятельные иерархи: как смеет он поносить церковь! Ничего подобного, отвечает о. Георгий, "богословским невежеством является отождествление группы епископов с церковью". Мало того, он утверждает, что "история Русской православной церкви после 1917 года - это величайшее чудо XX века. Только выжила и процвела наша Церковь не благодаря, а вопреки сергианству и сергианам".
Поэтому его так радует незамутненное религиозное чувство прихожан. Мне довелось присутствовать на венчании немолодой пары - она домохозяйка, он сельский предприниматель. Прожив вместе 17 лет, вырастив двух детей, они пришли к батюшке укрепить свой союз. Поразило волнение, с которым сорокалетний торговец внимал словам священника. Он, как робкий мальчик, послушно исполнял все его указания. После венчания вел семью к своему белому "Вольво" с торжественно-просветленным лицом.
Карабановский священник не обольщается. Он даже считает, что до перестройки интерес к церкви был гораздо выше. Сейчас церковь внутренне деградирует при внешнем пышном расцвете. Ключевая проблема - покаяние, очищение от грехов, угодничества, раболепия, лжи.
Я сетую: что-то плохо пока с очищением. Отец Георгий назидательно напоминает мне о сорока годах, в течение которых Моисей водил израильтян по пустыне, а народ, ушедший от рабства, озлобленно кричал своему предводителю: "В земле Египетской мы сидели у котлов с мясом и ели хлеб досыта!" Терпение: рабский дух так быстро не исчезает. Отец Георгий неторопливо помешивает ложечкой в стакане чая...