АНАНОВ Андрей

Драгоценности ювелира Андрея Ананова есть в коллекциях семьи Бориса Ельцина, Патриарха всея Руси Алексия II, английской королевы Елизаветы, испанской королевы Софии, принца Монако Ренье III, Монтсеррат Кабалье, Пласидо Доминго, Стиви Уандера... Ананов, по первой своей специальности режиссер, великолепно срежиссировал спектакль под названием "мировой успех".

- Что для вас значит успех?
- Задумываться о том, для чего живу, я начал лет в тридцать. Ответ был простой: для себя. Чтобы получать от жизни удовольствие. Вообще, человек создан не для того, чтобы пахать, как негр, а для счастья - как птица для полета. Другой вопрос: как сделать свою жизнь удовольствиемN Для этого нужны два условия: твоя работа сама по себе должна приносить радость и еще она должна давать тебе достаточно материальных благ, чтобы ты мог получить удовольствие в свободное время.

Всю жизнь я прожил по любви. С удовольствием работал в театре. Но там много не заработаешь. Получал гроши, как все артисты и режиссеры. Когда впервые тронул руками серебро, мне было 30 лет. Стал подрабатывать, чтобы сделать существование более достойным, и быстро улучшил свое материальное положение. Но не отходил от принципа, что работа приносит удовольствие и деньги для других удовольствий. Хотя есть такой закон: когда начинаешь заниматься чем-то, никогда нельзя думать, насколько богатым станешь. Надо сосредоточиться на деле, искать интерес в работе, а деньги придут сами.

- Когда у вас появилось имя в ювелирном деле?
- Недавно, лет пять назад, а потратил я на это двадцать лет жизни.

- Как же вас занесло в ювелирку?
- Моему приятелю Юре, "артисту Императорских театров", как он любил себя называть, срочно потребовалась выпивка, а денег не было. Я был вызван как "срочная помощь" с поллитрой в кармане. После второго стакана я заметил в углу заваленной комнаты в коммуналке какой-то странный рабочий стол с инструментами и спросил Юру, что это такое. Он очень смутился и признался, что его отец был ювелиром, научил его кое-чему и теперь он подрабатывает этим ремеслом. Водка кончилась, и я предложил Юре сделать колечко, продать его и на вырученные деньги купить еще. Мы сели рядом, я впервые взял в руки надфиль и попилил кусочек настоящей серебряной проволоки. Потом я сбегал на угол в ресторан "Москва" и вскоре вернулся с двумя бутылками водки и связкой сосисок. Так я заболел этой болезнью. Взял у Юры несколько уроков и, продолжая ставить спектакли, переезжая из театра в театр, возил за собой тяжелый чемодан с инструментами. У меня появились клиенты. Меня передавали с рук на руки. Друзья родителей, у которых сохранились украшения их предков, боялись ремонтировать их в мастерской и несли ко мне. Это была очень хорошая школа, на старинных вещах я многому научился.

- Вы самоучка?
- Классический. У меня не было учителей. Да и не могло быть. Ювелиры в то время работали в подполье. Старые мастера умерли или уехали за границу. Велосипед надо было изобретать заново. Сам делал инструменты, восстанавливал забытые гильошировочные станки. С руками у меня всегда было все в порядке. Еще в детстве делал сам рамы, лудил кастрюли и чинил утюги. Учась в вечерней школе, работал на заводе слесарем и токарем, так что навыки работы с металлом сохранились. Но главные инструменты ювелира - это руки, мозги и вкус. Я ходил в музеи, смотрел журналы и каталоги, собирал книги по искусству. Многое копировал. В этом нет ничего страшного. В Академии художеств испокон века сначала учили копировать мастеров, а уж потом - делать свое. Такие великие живописцы, как Ренин, Суриков, Верещагин, часами корпели над копиями.

Долгое время я не старался сказать свое слово в ювелирном искусстве и совершенно сознательно учился. Хотел связать ниточку, порванную семнадцатым годом. Сам осваивал все возможные ювелирные операции, даже гранил камни, чтобы быть свободным в своем творчестве. Вскоре мне стало интереснее делать сложные изделия, чем зарабатывать легкие деньги на простых вещах.

Жил я и работал долгое время в комнате в коммуналке. Потом переехал в однокомнатную квартиру. В пятнадцатиметровой комнате у нас с женой стояли кровать, детская кроватка, журнальный столик, на котором мы обедали, мой рабочий стол, муфельная печка и токарный станок.

- Кагэбэшники не наведывались к вам в гости?
- Было, конечно. Я жил широко и открыто, ставил на изделия свое именное клеймо. Говорил себе: почему я должен отказываться от любимого дела, если я никого не обманываю, не использую наемный труд? Просто купил обручальное кольцо в магазине, теперь это моя собственность, и мастерю из нее что хочу. Если во всем мире ювелиров уважают, а в Советском Союзе сажают в тюрьму, то это не мои проблемы. У меня с совестью все в порядке. Естественно, я знал законы. Статья "Незаконный промысел" распространялась на тех, для кого ювелирка была основным источником дохода, а я работал в театре. Нельзя было также делать изделия из собственного металла и продавать их. На это была уже статья 88-я, очень жесткая: от 5 до 15 лет. Но если клиент сам принес кусочек золота и камешек и попросил сделать колечко, то серьезного криминала в этом не было. Так я старался работать. Но к нежданным гостям я был готов. Аккуратно раскладывал все свои инструменты и материалы на случай внезапного обыска. А для бандитов припас заряженное охотничье ружье.

И все же один раз чуть не попался. Один заказчик расплатился со мной пятьюдесятью каратами мелких бриллиантов. Понимая опасность, я все же не мог отказаться от искушения. Для меня эти бриллианты были материалом, без которого невозможно создать тонкую и изящную уникальную вещь. И вот этот подонок-заказчик меня и сдал. Только ловкость рук и талант режиссера позволили мне во время обыска отвлечь внимание милиции и спрятать камни. В итоге они перекочевали в тарелку с недоеденным борщом. Я разыграл опасный спектакль, но платой за него была моя свобода.

- Когда вы вышли из подполья?
- В самом начале перестройки. Уже вышел закон о кооперации, по сохранялась монополия государства па драгоценные металлы. Я тогда рискнул. Собрал свою коллекцию и отправился к начальнику Гохрана Евгению Бычкову (как я попал на прием - отдельная история). Я разложил перед Бычковым свои вещи и сказал: "Все это я сделал своими руками. На украшениях стоит клеймо "Ананов", но нет пробы. Вы можете снять телефонную трубку и вызвать наряд милиции, но если вы профессионал и вам дорога судьба ювелирного искусства, вы мне поможете". Бычков долго думал, аж покраснел, и ответил: "Ты меня, как жука к стенке, булавкой приколол. Если я тебе откажу, получится, что я бюрократ". Он снял трубку, позвонил начальнику Пробирной инспекции и попросил помочь. Бычков помог мне также советом. И прежде чем открыть свой кооператив, я заключил договор с компанией, которая имела право работать с золотом. И под этим прикрытием работал.

- Не жалели, что расстались с театром?
- Стало ясно, что в ювелирке я могу сделать больше, чем в театре. Та энергия, которая была заложена во мне генетически в огромном количестве, все время рвется наружу. А двигают этим процессом здоровое тщеславие и честолюбие, что я вовсе не считаю грехом. Это нормально для мужчины. Помните, еще Николай Островский говорил, что жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. И он был прав. Надо знать, что ты сделал все, что в твоей власти. Когда был молодой, я примерно так знакомился с девушками. Подходил и говорил: "Вы мне понравились настолько, что я не могу вам этого не сказать. Вы можете ответить мне что угодно. Но я уйду с чувством выполненного долга". Если бы я вообще не подошел, то грыз бы локти: а вдруг это та, единственная? Так и в работе.

- А как вы завоевали Запад?
- В 1990 году я выставлял свои изделия в представительстве МИДа в Петербурге. Выставку посетила мадам Собчак, и я подарил ей кулон в форме маленького пасхального яичка. Этот кулон она вскоре надела в Париже на прием к послу. На этом приеме присутствовал нынешний президент фирмы "Фаберже". В разговоре с Собчаками он бросил, что в России больше не осталось мастеров. В ответ мадам Собчак показала ему яичко. Его тут же отправили на экспертизу в фирму "Картье" и получили очень лестный отзыв. Надо сказать, что фирма "Фаберже" уже не выпускала ювелирные изделия, а занималась парфюмерией и была обеспокоена потерей престижа. Вскоре представители "Фаберже" приехали в Петербург с готовым контрактом, где было написано, что "Фаберже" обладает именем, а господин Ананов - ноу-хау в изделиях класса "Фаберже", поэтому фирма позволяет Ананову ставить на своих изделиях клеймо "Фаберже". Я вежливо сказал "спасибо" и отказался. У меня есть своя фамилия, и я хочу, чтобы мои дети и внуки продолжали мое дело, а не дело Фаберже. Работодатели не ожидали такого исхода событий. Озадаченные, они пригласили меня в Париж, где вручили переработанный контракт. Фирма "Фаберже" доверила мне клеймо с двойным именем - "Фаберже от Ананова". На это я уже согласился и контракт подписал. Одним из условий контракта была шумная презентация в отеле "Ритц" с бюджетом 280 тысяч долларов за одну ночь. Про меня сняли фильм, крупнейшие журналы опубликовали большие интервью. С этого началась цепная реакция.

- Пробиться к самым богатым людям мира, надо полагать, было непросто.
- Часто это была хорошо срежиссированная авантюра. Например, мое знакомство с принцем Монако. Я приехал в Монте-Карло. У меня было не так много денег, но все же я предпочел остановиться в самом роскошном отеле. В номере у каждого гостя там стояла бутылка шампанского с непременным приветствием директора отеля. На этот формальный жест я решил отреагировать неформально: написал ему несколько теплых слов на своей визитке и приложил к ней кулон-яичко. Директор моментально пригласил меня на ужин. Остается только добавить, что он оказался приятелем принца Монако.

- У вас есть магазины за границей?
- Был магазин в Париже. Он просуществовал около двух лет: с 1992 по 1994 год. Закрылся он из-за сложностей с таможней и французской пробирной палатой. Во Франции не признавали нашу пробу, и изделия надо было снова клеймить. Для этого украшения с эмалью приходилось разбирать, а потом собирать заново. Простыми изделиями я торговать не хотел. Да и в нашей стране было немало проблем с экспортом. К этому времени появился ювелирный рынок и в России. А мне прежде всего хотелось быть востребованным в своей стране. Очень приятно показывать свои работы за границей и получать множество похвал. Но гораздо приятнее получать их на родине. К сожалению, чтобы приобрести популярность в нашем отечестве, надо сначала умереть или эмигрировать.

- Что в ювелирном деле удается вам лучше всего?
- Я стратег. Трудно балансировать на проволоке между деньгами и искусством. Надо и выжить экономически, и раскрутить имя, и создать вещи музейного уровня.

- На что делали ставку?
- Во всем мире даже во время любых экономических катаклизмов всегда найдутся люди, которые захотят приобрести вещь, сделанную в единственном экземпляре. Рынок на эти вещи будет всегда. К тому же создание таких вещей приносит большее удовлетворение, а работа интереснее и дороже стоит.

- Вы баллотировались в Госдуму. Зачем ювелиру с мировым именем депутатский мандат?
- У меня появилась идея, как обезопасить от политического риска деньги, вложенные в развитие нашей экономики. Используя свои связи и популярность за границей, я разговаривал с такими крупнейшими финансистами мира, как Джордж Сорос, Жак Аттали, Билл Гейтс. Они поддержали мою идею создания в одном из крупнейших банков за границей страхового фонда, составленного из частных капиталов, который страховал бы инвестиции в Россию. Но чтобы вести такие переговоры более предметно, мне не хватает государственного статуса.

- Вы авторитарный руководитель?
- Конечно. И абсолютно убежден, что все - от мытья посуды до управления государством - держится на личности, на лидере. Как только с лидером что-то происходит, дело распадается. Как-то у Фаберже взбунтовалась группа рабочих, и он отпустил их "в свободное плавание". Причем снабдил инструментами, материалами и заказами. Через год бунтовщики обанкротились. У них не было настоящего лидера.

Меня жизнь научила: все основное, главное в жизни надо делать и решать самому. Ни один самый преданный помощник не сможет сделать так, как ты хочешь.

- У вас две дочки. Кто будет продолжать ваше дело?
- Надеюсь, старшая дочь, Анюта. Ей сейчас десять с половиной лет. И я считаю, что сейчас самое время: люди сменяются, начинается другой театр. В ювелирном искусстве происходит что-то подобное. Приходят и уходят мастера, меняется мода, и все зависит от личности, стоящей во главе фирмы.