Фогель фон Фризенгоф Александра Николаевна (Гончарова)

(27.06.1811 - 9.08.1891)
В 1852 году в Александру Николаевну Гончарову, старшую сестру Натальи Николаевны - жены А.С. Пушкина, страстно влюбился австрийский дипломат барон Густав Фогель фон Фризенгоф. Опубликованные записки барона Фризенгоф к Александре Николаевне, в бытность его женихом, показывают, что чувство было серьезным и глубоким, хотя и он, и Александра Николаевна были уже не молоды, особенно по понятиям того времени... Годы семейного счастья для Александры Николаевны были долгими, прочными и счастливыми. Она прожила с мужем 37 лет.
Последние годы своей жизни она не могла ходить. Ее возили в кресле-каталке.
Отяжелевшая, грузная старушка-баронесса в кружевном чепце и пышных платьях с оборками мало чем напоминала прежнюю порывистую, тонкую, как тростинка, Александрин - первую из наездниц светского Петербурга. Только пальцы ее сохранили прежнюю тонкость очертаний и тоску по гладкости фортепьянных клавиш. Иногда она пыталась наигрывать какие-то мелодии из прошлого, но это было слишком тяжело, и она обрывала музыкальную фразу, не докончив. Теперь дочь играла гораздо лучше нее.
Натали все делала лучше: писала, сочиняла стихи, переводила поэзию немецких романтиков, управляла поместьем, давала балы и парадные обеды. Она воистину была Герцогиней Ольденбургской, хоть и не носила по сословным законам этого титула. Она, ее любимая и единственная, была счастлива в своем неравном браке с Герцогом Ольденбургским.
Это брачное, семейное счастье Наталья унаследовала от матери, вышедшей замуж поздно, в сорок с небольшим, но прожившей с мужем в спокойном браке более 30 лет. Александра Николаевна теперь часто перебирала в памяти эти счастливые годы. Как и давно улетевшие мгновения своей молодости.

Чешская усадьба Бродзяны напоминала ей чем-то давно покинутый Полотняный завод: то же спокойное неторопливое течение реки, сочная зелень, обширный парк с прудами. Только река носила название не Кариан, а Нитра. И говорили все кругом то на немецком, которым баронесса владела плохо, то на каком-то словацко-чешском диалекте, в котором лишь некоторые слова напоминали русские... Она, бывало, отводила душу с сестрой, когда та приезжала с детьми в Бродзяны, но это было давно. Теперь ей остались только воспоминания. Она любила и лелеяла их.

Родилась будущая баронесса Александрин в июне 1811-го, за год до нашествия Наполеона.

Отец ее, Николай Афанасьевич Гончаров, человек тонкий, умный, получивший образование за границей, в результате несчастного случая - падения с лошади - страдал приступами тяжелой меланхолии, почти тихого помешательства. Лишь в редкие минуты просветления и душевного спокойствия дети могли почувствовать всю прелесть его тонкого душевного очарования и ума... Он играл на маленькой скрипке и они, как завороженные, слушали эти нечастые и оттого особо ценимые домашние концерты.

Гончаровы были дворянами, но дворянами недавними, их имение Полотняный Завод славилось своим отличным конным заводом и фабрикой, исполнявшей заказы Императорского двора на поставку бумаги высокого качества и корабельных парусов для флота. (Паруса поставлялись еще при Петре Великом. Отсюда, вероятно, и название: Полотняный завод.) Женился Николай Афанасьевич Гончаров по страстному увлечению на фрейлине императрицы Елизаветы Алексеевны, блестящей красавице и умнице Наталье Ивановне Загряжской. Брак их начинался счастливо, хотя и казался многим в обществе слишком уж скорым.
Но трагедия с Николаем Афанасьевичем круто ве изменила. Из-за болезни мужа гордая, своенравная Наталия Ивановна взяла все управление большим имением, фабрикой и конным заводом на себя. К этому вскоре прибавилось и обширное, но обремененное долгами, имение Ярополец, доставшееся Наталии Ивановне от отца.
Бесконтрольное самовластье сильно испортило ее характер. Трем взрослеющим дочерям в одном доме с деспотичной и гордой матерью порой становилось чересчур тесно.
Обстановка в доме всегда была тревожной еще и потому, что дети и взрослые пребывали в постоянном напряженном ожидании новых припадков буйства отца. Они были подобны внезапной грозе и погружали дом в оцепенение и ужас. Александра Николаевна в мельчайших деталях через много лет могла припомнить, как однажды во время обеда отец, отхлебнув вина из графина, почти тотчас же бросился с криком на матушку, схватив со стола столовый нож. С большим трудом ей удалось справиться с ним и только тогда она приказала детям, не смевшим без ее разрешения покидать комнату, идти в детскую! Думается, такие мрачные эпизоды не могли не оказать влияния на характер Александрин, которая многим казалась замкнутой, холодной, серьезной не по годам.

Она и сама страдала меланхолией, особенно до замужества, это у нее выражалось в приступах плохого настроения и тихой подавленности.

Когда тоски нет, она очень остроумна, весела, язвит в отношении калужских знакомых, веселится на уездных балах, посвящает долгие часы конным и пешим прогулкам, собирает гербарии, рисует в альбомах - у нее твердая рука профессионального художника, в Бродзянском замке бережно сохранены 8 альбомов с ее акварелями и портретными набросками. Этот талант передастся дочери, та станет ученицей знаменитого австрийского художника Ленсбаха.

Она написала много живых и остроумных писем на русском и французском языках, часть из них опубликована, часть хранится в семейном архиве Гончаровых-Фризенгоф.

Еще до брака младшей сестры, она, как и все барышни того времени, вела литературные альбомы, выписывала в них понравившиеся стихотворения, цитаты из любимых книг. Альбомы эти сохранились. Больше всего в них стихотворений А.С. Пушкина. Знала она их и наизусть. По словам князя А.В. Трубецкого "была влюблена в него (Пушкина) заочно".

Эта полушутливая фраза, сказанная в контексте девятнадцатого века, с его тонкими понятиями кокетства, "влюбленной дружбы" (кстати, чисто французское выражение, в русском языке его нет вовсе), галантности и определенного кодекса поведения, дала повод многим пушкинистам - и ранним, и поздним - предполагать, что в дальнейших отношениях Александры Николаевны и знаменитого мужа ее красавицы-сестры была заметна отнюдь не родственная близость. Под обаяние фривольных рассказов Бартенева и княгини Веры Федоровны Вяземской попала даже проницательнейшая Анна Андреевна Ахматова, посвятившая "загадке" этих отношений целый очерк в своих Пушкиноведческих работах.
Думается, на самом деле все было гораздо проще. И сложнее. Как и бывает в жизни... Приехала осенью 1834 года в дом Пушкина и его жены вместе со старшей сестрою Катрин (см. очерк о баронессе Д'Антес) стройная, темноглазая девушка, "с умопомрачительной талией" (шутливое замечание С.Н. Карамзиной), осанкой хорошей наездницы, тонким музыкальным слухом, жизнерадостным смехом и остроумным, а порою и злым, язычком.

Незаурядность ее ума, преданность сестрам, а особенно младшей - Таше ( домашнее имя Натальи Николаевны Пушкиной), тонкость наблюдений, всю живость и прелесть характера, глубины которого были скрыты под сдержанностью и холодностью, не мог не заметить Пушкин... Не мог не разглядеть со всей прозорливостью и тонкостью своего гениального ума и причин тоски Александры Николаевны. Считал, вероятно, что поэтому она нуждается во внимании и заботе родных. Наталья Николаевна тоже это прекрасно понимала и старалась, как могла развлечь и побаловать сестру.

Тоска, подобная тоске Александрин, присуща, наверное, каждой женщине, ценящей уют и теплоту домашнего очага, заботы близких, внимание, живое присутствие детей. Время шло, а своего дома все не было. Александра написала брату Дмитрию в 1835 году, в июле: "Одна моя Ласточка (лошадь - автор) умна, за то и прошу ее беречь!.. Никакой свадьбы. Пусть она следует примеру своей хозяйки. А чтоN Пора, пора! А пора прошла, того и гляди - поседеешь".

В сентябре она прибавит еще более горькие и откровенные строки: "Знаешь ли ты - я не удивлюсь, если однажды потеряю рассудок. Не можешь себе представить, как я чувствую себя изменившейся, скисшей, невыносимого характера. Право, я извожу людей, которые меня окружают. Бывают дни, когда я не могу произнести ни одного слова и тогда я счастлива..."
Материальное положение тоже было незавидным - они с Катрин полностью зависели от брата, который должен был выплачивать им годовое содержание в 3000 руб., капризов маменьки-ханжи и милостей тетушки - придворной дамы Екатерины Ивановны Загряжской. Та, не жалея сил и средств, помогала племянницам, но денег не хватало: жизнь в Петербурге, светские развлечения, обязательные придворные приемы (Александра Николаевна с декабря 1834 года - фрейлина двора) - все это обходилось дорого.

Часты в письмах Александры Николаевны к брату строки, подобные этим: "Несмотря на всю нашу экономию в расходах, дорогой братец, деньги у нас кончаются. У нас, правда, есть немного денег у Таши и я надеюсь, нам этого хватит до января, мы постараемся дотянуть до этого времени, но, пожалуйста, дорогой братец, не заставляй нас ждать денег долее первого числа. Ты не поверишь, как нам тяжело обращаться к тебе с этой просьбой, зная твои стесненные обстоятельства в делах, но доброта, которую ты всегда к нам проявлял, придает нам смелости тебе надоедать. Мы даже пришлем тебе отчет в наших расходах, чтобы ты сам увидел, что ничего лишнего мы себе не позволяем..." (Все цитаты из писем - по книге Н.Н. Раевского "Портреты заговорили" А-Ата Изд-во "Жазушы"1983 г. т.1)

Два серьезных сердечных увлечения Александры Николаевны тоже закончились ничем: тяжелый характер матушки и неопределенность в материальном отношении сыграли большую роль. За Александра Юрьевича Поливанова - калужского соседа-помещика, человека серьезного и интересного, отставного подполковника, уездного предводителя дворянства - ее усердно сватал Пушкин и из-за этого у него самого сильно испортились отношения с Натальей Ивановной. Та Поливанова невзлюбила и помешала и ухаживанию, и сватовству, вбив себе в голову, что Поливанову нужно слишком большое приданное. Это происходило в 1831 году. Александрине было 20 лет.

Позже, в Петербурге Александра Николаевна познакомилась с Аркадием Осиповичем Россетом, братом известной фрейлины Россет-Смирновой, приятельницы семьи Пушкиных. Об Аркадии Осиповиче Наталья Николаевна с грустью написала как-то П. Ланскому: "Это давнишняя и страстная взаимная любовь Сашиньки" (Сохранена орфография подлинника письма). Россет, тем не менее, так и не решился сделать предложения. Он и сам испытывал большие материальные затруднения, служа в гвардии, а затем из-за дуэли и смерти Пушкина и долгого отсутствия Александры Николаевны - она семь лет после дуэли провела вместе с сестрой в Полотняном Заводе, помогая ей растить и воспитывать детей - чувства Россета из-за расстояний угасли. Брак не состоялся.

Дочь Натальи Николаевны и П.П. Ланского, известная писательница, романистка А.П. Арапова, оставившая обширнейшие мемуары, вспоминала о том, что характер "тетушки Ази" порою становился совершенно невыносимым, приступы меланхолии учащались, но Наталья Николаевна прощала ей все из-за той преданности и любви, с которой Александрина ухаживала за нею и ее детьми в самые тяжелые годы.

Даже ее откровенную неприязнь к своему второму супругу, генералу Ланскому. Из-за постоянных - скрытых и открытых - стычек с ним Александры Николаевны мир в семье сохранить было мудрено. Но Наталье Николаевне это удавалось. Она считала, что в случае замужества сестры все неровности ее характера сгладятся, а если брак вознаградится детьми - тем более. Она оказалась права...
В 1852 году в Александру Николаевну страстно влюбился австрийский дипломат барон Густав Фогель фон Фризенгоф, только что потерявший свою первую жену Наталью Ивановну де Местр, с которой Александрина была очень дружна и за которой преданно ухаживала во время ее болезни. Опубликованные записки барона Фризенгоф к Александре Николаевне, в бытность его женихом, показывают, что чувство было серьезным и глубоким, хотя и он, и Александра Николаевна были уже не молоды, особенно по понятиям того времени. Вот одна из таких записок: "Правда ли, дорогая подруга моего сердца, что ты меня любишь как и раньше. Я был бы счастливейшим из мужчин, если бы был совершенно в этом уверен". Подписи на записках очень трогательны: "Мадемуазель Александрине Гончаровой, самой лучшей из невест", "Любимейшей из невест".

В том же, 1852 году, Александра Николаевна стала баронессой Фогель фон Фризенгоф и уехала с мужем за границу, в Австро-Венгрию. В 1854 году у нее родилась дочь Наталия, названная в честь любимой младшей сестры и крещенная в Вене по православному обряду. Со старшей сестрой, баронессой Д'Aнтес, и ее семьей Фризенгофы отношений не поддерживали. Только один раз, уже после смерти Екатерины Николаевны, баронесса Александрин - так ее называли в светском кругу многочисленные знакомые - приняла приглашение голландского посланника Геккерна на официальный обед. Как супруга дипломата, не более. С Натальей Николаевной она переписывалась до самой смерти той в 1863 году, сохранила дружескую привязанность ко всем ее детям, особенно - к детям Пушкина. В усадьбе Бродзяны, где летом жила Александра Николаевна, и замке герцога Ольденбургского - Эрлаа - конечно сохранился обширнейший архив с письмами и документами, но, как и архивы многих знатных семейств Европы, он закрыт для публичного доступа. Письма и дневники считаются семейным достоянием, не более того... Хотя в Бродзянском замке основан центр по изучению творчества Пушкина и русской культуры, развернуты обширные музейные экспозиции. Замок Эрлаа так и не изучен до сих пор. Все по тем же причинам - аристократические условности.
Годы семейного счастья для Александры Николаевны были долгими, прочными и счастливыми. Она прожила с мужем 37 лет, воспитывала, нещадно балуя, двоих внуков. Часто принимала участие в званных обедах и приемах, музыкальных вечерах, что устраивала ее дочь, герцогиня Ольденбургская, Наталия Густавовна. Любила представления домашнего театра. В пьесах часто играла небольшие роли.
Она успокаивалась с годами. Но, может быть, это только казалось...
В ее обширной библиотеке сохранились экземпляры книг на русском языке. В том числе сочинения А. Пушкина. Вспоминала ли она свою затянувшуюся петербургскую молодость, беря их в рукиN.. Конечно, да... Сожалела ли о чем-тоN Наверное, только об одном: о том, что свою единственную дочь Наталью так и не сумела выучить русскому языку. И та никогда не прочла непереводимых подчас строк гениального поэта, не сумела почувствовать всего их очарования! Петербург Пушкина, пушкинская эпоха все более отдалялась от "племени младого", желало оно того или нет...
Баронесса Александра Николаевна Фогель фон Фризенгоф, урожденная Гончарова, скончалась "80-ти лет от роду в последнем десятилетии 19-го века" (Н. Раевский). Похоронена в Бродзянах, в фамильной усыпальнице, что стоит на окраине парка, так напоминавшего ей когда-то парк родного Полотняного Завода....