ЛЕССИНГ Готхольд Эфраим

(1729-1781)
'Назови мне любое искусное животное, которому я не сумела бы подражать', - хвасталась обезьяна перед лисицей. На что та возразила: 'А ты назови мне такое животное, которому пришло бы в голову подражать тебе'. Так звучит одна из басен Готхольда Эфраима Лессинга, которая завершается кратким, но многозначительным вопросом, обращенным к немецким писателям: 'Надо ли мне ясней выражаться?'

Лессинг здесь коснулся самого больного места в тогдашней немецкой литературе. Один из наиболее влиятельных писателей Германии первой половины XVIII века Готшед считал, что литература должна следовать образцам французского классицизма XVII века. В одном из первых своих теоретических трудов 'Письма о новейшей литературе' Лессинг резко выступил против Готшеда, обвинив его в том, что он пытается 'офранцузить' немецкую литературу вместо того, чтобы бороться за ее национальную самобытность и собственный путь развития. Басня 'Обезьяна и лисица' и стала популярным объяснением эстетической позиции автора. Выдающийся теоретик искусства, отстаивающий эстетические принципы европейского Просвещения, Лессинг требует, чтобы немецкие писатели заняли активную позицию, утверждая идеи разума и справедливости. К примечательным документам эстетической мысли этой эпохи относится 'Гамбургская драматургия' (1767-1769) - собрание 104 рецензий на спектакли Гамбургского театра. 'Театру надлежит быть школой нравственности, - писал Лессинг, - научить нас, что мы должны делать и чего не делать'.

Зло и остроумно разбирает он одну за другой французские классические трагедии, отказываясь признавать их авторов великими писателями: 'Корнеля следовало бы назвать исполинским, гигантским, а не великим. Не может быть великим то, что неправдиво'. Переживания королей и принцесс на сцене чужды народу, а 'изысканная напыщенность, чопорная речь несовместимы с чувством'.

Правило трех единств вызывает насмешку Лессинга. Высокую оценку у него получает реалистическое мастерство Шекспира.

Лессинг во многом опирается на авторитет Дидро и даже переводит две его драмы 'Отец семейства' и 'Побочный сын', ставшие выдающимся достижением французского театра, ибо после классицистических трагедий с их античными и восточными сюжетами писатель обращался к будничной жизни, к изображению семьи и быта. В этом жанре 'мещанской' драмы Лессинг создает свои первые пьесы 'Мисс Сара Сампсон' (1755) и 'Минна фон Барнхельм' (1767). Особенно важна вторая из них, где изображена любовь саксонки Минны и прусского офицера Тельхеетма. Тут надо вспомнить, что в XVIII веке Германия не была единой державой, а состояла из трехсот княжеств, курфюршеств, герцогств и вольных городов. Весь этот конгломерат больших и малых государств пышно именовался Священной Римской империей германской нации, по поводу чего Вольтер острил, что она не была ни римской, ни священной. Между соседними землями нередко вспыхивали вооруженные конфликты, так, в Семилетней войне Саксония и Пруссия оказались противниками. Изображение героев из этих двух недавно враждовавших государств означало призыв немцев к единству.

К непосредственной критике социальной системы Германии он пришел позже в своей самой выдающейся драме 'Эмилия Галотти' (1772).

Действие здесь происходит в типичном для Германии маленьком княжестве, которое по цензурным соображениям представлено как итальянское княжество Гуастала. Принцу нравится Эмилия Галотти - дочь офицера, простая скромная девушка, которая должна стать женой графа Аппиани. Принц не хочет с этим мириться, он приказывает своему камергеру Маринелли во что бы то ни стало помешать браку. Принц меньше всего похож на жестокого тирана. Он совершает злодеяние по легкомыслию, бездумно идя на то, что показывает Маринелли, 'мерзавец без характера и ума' (по словам Гете). 'Согласны ли вы одобрить все, что я сделаю?' - спрашивает камергер, и принц немедленно изъявляет готовность.

Принц сам про себя говорит: 'Я добыча волн'. Капризный и беспечный, он живет очередным увлечением, очередной прихотью. Дела государственной важности он решает мимоходом, не проявляя к ним интереса, бесчувственный к жалобам, прошениям, нуждам подданных. В нетерпении он обращается к своему советнику:

- Что еще? Что-нибудь подписать?
- Нужно подписать смертный приговор.
- Весьма охотно!.. Давайте сюда! Быстрей!..
- Но ведь это смертный приговор... - с изумлением повторяет советник.
- Отлично слышу. Я бы успел его подписать. Я спешу!

Подосланные камергером убийцы нападают на графа Аппиани и убивают его, когда он проезжает с Эмилией вблизи загородной виллы принца. Все устроено так, чтобы принц мог 'спасти' Эмилию и она оказалась в его доме.

Перенесенное глубокое потрясение, грозящий позор - все это заставляет девушку искать смерти. Она просит об этом отца, и Одоардо убивает родную дочь. Опуская ее тело перед растерянным принцем, он именно его обвиняет в гибели дочери и грозит ему Божьим судом, сам отдаваясь в руки тюремщиков.

Необычный финал, когда наказывают жертву, а не убийцу, вызвал недоумение и споры современников. Но замысел Лессинга был в том, чтобы изобразить немецкую Виргинию. Зрители, подробно изучавшие тогда римскую историю, прекрасно поняли намек автора. Ведь отец убивает Эмилию после того, как она напоминает ему известный эпизод из истории. В Древнем Риме один из патрициев Аппий Клавдий объявил дочь плебея Виргинию несвободной, что толкнуло народ на восстание, свергнувшее власть тиранов.

Каждая драма Лессинга была отмечена поисками новых художественных форм. Свою последнюю драму 'Натан Мудрый' (1779) автор назвал драматической поэмой. Но если пользоваться терминологией нашего времени, то это скорее драма-притча. Любопытно, что центральный эпизод произведения - притча, которую рассказывает еврей Натан мусульманскому султану Саладину. Один человек владел чудесным перстнем, который передавался по наследству. Но у этого человека было три сына и он не знал, кого из них предпочесть. Тогда он заказал еще два кольца. После его смерти возник спор, у кого же кольцо настоящее. И тогда братья пошли к судье, который решил так: пусть каждый будет предан Богу, милосерден, кроток, и тогда потомки убедятся, у кого настоящий перстень.

Эту притчу Натан поведал в ответ на провокационный вопрос Саладина: чья вера истинная - мусульманская, иудейская или христианская. И как бы в подтверждение этой поучительной истории Натан раскрывает тайну рождения двух молодых людей: оказывается, что христианский рыцарь-храмовник и приемная дочь Натана Ре-ха - брат и сестра, ближайшие родственники Саладина.

В Германии еще жива была память о войнах между католическими и протестантскими землями. И в XVIII веке в немецких городах еще существовали еврейские гетто. Драма Лессинга звучала как призыв к отказу от всякой религиозно-национальной вражды и ненависти. Яркое художественное воплощение просветительского гуманизма, эта драма запрещалась при фашизме и была одной из первых, появившихся на немецкой сцене после разгрома гитлеровского режима. По словам литературоведа, нашего соотечественника В.Р.Гриба, 'значение пьесы не в изобразительности, а в изложении мыслей самого Лессинга, выраженных устами Натана'. 'В этом изложении есть та интеллектуальная художественность, - продолжает исследователь, - которая составляет одно из привлекательнейших достоинств просветительской литературы'.

Выдающимся памятником эстетики XVIII века стал трактат Лессинга 'Лаокоон, или О границах живописи и поэзии' (1766). Хотя тема, вынесенная в заголовок книги, звучит несколько академично, споры, которые ведет здесь Лессинг, вызывали живой интерес, ибо автор размышлял над насущными задачами современной ему литературы.

Уместно напомнить, что за два года до этого вышла книга Иоганна Иоахима Винкельмана (1717-1768) 'История искусства древности'. Это был влюбленный в античное искусство энтузиаст, предпринявший первый опыт систематизации памятников античной скульптуры. По мнению Винкельмана, главная особенность древнего искусства состояла в 'благородной простоте и спокойном величии'. В памятниках древности он видел непререкаемый образец и перед современными художниками ставил одну задачу - познать античность, проникнуть в ее тайны. Он делал вывод: 'Единственный путь для нас стать великими и, если можно, даже неподражаемыми - это подражать древним'.

Труд Винкельмана оказал большое влияние и на изобразительное искусство, и на литературу. Страстным поклонником и пропагандистом его идей был Гете, и можно сказать, что эстетика веймарского классицизма сложилась под непосредственным воздействием Винкельмана.

Но Лессинг, признавая заслуги этого историка искусства, увидел и слабые стороны его эстетики, прежде всего созерцательность. 'Лаокоон' и был написан в полемике с Винкельманом.

Вопрос о границах между поэзией и живописью был поставлен Лессингом для того, чтобы доказать: поэзия не просто 'живописует' (как полагал Гораций). Она должна изображать действие и поэтому не может быть созерцательной. Скульптор вынужден выделить главное в художественном образе, например, красоту Венеры, силу Геракла. Он фиксирует лишь один, наиболее характерный момент действия. Поэт же раскрывает человеческий характер во всей сложности и многообразии. В его власти показать не только прекрасное (воплотить идеал), но и безобразное. Именно в литературе открываются широкие возможности для изображения 'безобразных' сторон жизни, то есть для критики современности.

Лессинг требует от литературы динамического воспроизведения действительности. Эстетический идеал, по его мнению, связан не просто с положительным, спокойно-торжествующим совершенством, а с борьбой, сопротивлением, напряжением сил, проявлением незаурядной воли и энергии. Исследуя границы между видами искусств, Лессинг выбирает для анализа одно из совершеннейших созданий поздней античности - статую Лаокоон. По преданию, этот жрец Аполлона предупреждал жителей Трои, что опасно впускать в город деревянного коня. За что и послала помогавшая ахейцам богиня Афина двух чудовищных змей, которые задушили Лаокоона и его сыновей. Этот сюжет предоставлял скульптору максимум возможностей для того, чтобы передать движение тел и страдания героев. Каждая фигура - это один из этапов борьбы человека со змеей, так что зритель может себе представить, как друг за другом гибнут герои.

Ход размышлений Лессинга отвечал здесь основному направлению просветительской эстетики второй половины XVIII века. Именно поэтому он оказал такое большое и плодотворное влияние на литературу последующих десятилетий.

Спустя почти столетие литературный подвиг Лессинга обрел новый смысл и значение в условиях русской действительности середины XIX века. Об этом напомнил своей книгой о Лессинге Н.Г.Чернышевский (1857).

* * *

Лессинг, сын скромного пастора, прожил трудную жизнь. Его постоянно преследовали материальные заботы. Так, он долго не решался вступить в брак с любимой женщиной, ибо не был уверен, что способен ее обеспечить. Человек, получивший образование в Лейпцигском и Виттенбергском университетах, оторый мог возглавить кафедру в любом крупном учебном заведдении, служил секретарем прусского генерала во время Семилетней войны и был доволен, когда получил место библиотекаря в городе Вольфенбюттель. Он, наконец, женился, но и тут его подстерегало несчастье: менее чем через год жена умерла.

Но на еще большие трудности обрекала сама духовная атмосфера тогдашней Германии. Подчас он в одиночку сражался со своими идейными противниками. Прежде всего - с церковными догматиками. Надо сказать, что немецкие университеты во многом зависели от церкви. Даже язык науки подчинялся средневековой традиции. Одному из ранних предшественников Лессинга Томазию пришлось потратить немало сил, чтобы добиться согласия университетских властей на чтение лекций на немецком языке, а не на латыни (Лессинг сам окончил латинскую школу).

Если в университетах главенствовала латынь, то при многих дворах основным языком был французский. Вольтер, гостивший у прусского короля Фридриха II, писал на родину: 'Здесь по-немецки говорят только с лакеями и лошадьми'. Фридрих II считался просвещенным правителем: приглашал выдающихся писателей и композиторов, устраивал музыкальные вечера, на которых сам играл на флейте. Единственную свою книгу он написал по-французски и был весьма удивлен, когда узнал, что в Германии есть литераторы, которые пишут по-немецки.

Можно понять поэтому, что Лессингу приходилось скрывать многие свои взгляды. Только после его смерти стало известно, что он был последователем Спинозы, философа-материалиста, чьи книги были запрещены во многих немецких государствах. Даже близкий Лессингу философ-идеалист М.Мендельсон был крайне обескуражен, когда узнал об этих его симпатиях.

И когда его попытка учредить национальный театр в Гамбурге потерпела неудачу, Лессинг горестно подвел итоги: и пришла же мысль создать немецкий театр, когда 'мы, немцы, еще не нация'. Но диалектика исторического развития была такова, что немецкие писатели, сначала Лессинг, а потом Гете и Шиллер, закладывали основы национального единства страны, хотя она еще долгие