Умер известный художник-карикатурист
В Нью-Йорке на 72 году жизни умер художник-карикатурист и литератор Вагрич Бахчанян.
"Лишний человек звучит гордо". Как всегда у Бахчаняна, каламбур разрывается смехом и начинен философией. Лишнее - это свобода, и Вагрич берег ее всю жизнь, ибо был самым принципиальным человеком в истории искусства. Он был его рабом и хозяином. Покоряясь искусству, себе он оставлял свободу, деля ее только с любимой музой - женой Ирой. Бахчанян осознанно и мужественно выбрал трудную и завидную судьбу. Он делал всегда, давайте повторим: всегда только то, что хотел. Не было на него ни Политбюро, ни Папы.
В красном уголке харьковского завода "Поршень" вместо Ленина Вагрич создал омаж Джексону Поллаку. Раздав рабочим дырявые ведра с разноцветной краской, он научил их весело метаться по линолеуму цеха до тех пор, пока пол не стал горизонтальной фреской в авангардном стиле "дриппинг". Такого не было и в Америке.
Из Харькова Вагрича выгнали. В Москве он стал любимцем лучшей точки столицы - "Клуба 12 стульев" при "Литературной газете". Однажды на помощь редакции пришел майор. Его солдаты создали музей абсурдных вещей Бахчаняна. Среди них были, например, ножницы. Одно лезвие кончалось ложкой, другое - вилкой.
На Западе Вагрич вел себя не лучше: он не терпел ни насилия, включая коммерческое, ни влияния, особенно - дружеского. Довлатов, который к Вагричу относился трепетно, не хотел, чтобы тот оформлял ему книги. Он резонно опасался, что обложка забьет текст.
- Ну и что? - говорил Бахчанян, и, согласившись, мы выпустили журнал "Семь дней", единственный орган, строившийся под иллюстрации, а не наоборот. Каждую неделю Вагрич приносил несколько дюжин работ, а мы уж ломали голову, что под них напечатать. Теперь эти номера собирают коллекционеры.
Вагричу все сходило с рук, потому что его на них носили. Общение с ним было праздником, вроде Первого мая: весна речи и труд языка. В гости Бахчанян приходил, как на гастроли, и чтобы не отпускать его подольше, я однажды придумал затеять на весь день мелкие пельмени. Каждый он сопровождал шуткой, острой и закрученной, словно штопор. А я мечтал, чтобы пельмени никогда не кончились.
Но такого не бывает. Вагрич умер. Как хотел.
|