Любимец публики Геннадий Хазанов больше не выступает на эстраде, а претендует на лавры серьезного драматического актера
В последние годы популярный артист переключился на драму и недавно выступил в спектакле Ленкома "Город миллионеров", подменив пока не поправившегося Николая Караченцова.
Когда мы встретились в Ленкоме, Хазанов явно был чем-то взволнован. С первой минуты нашего общения заявил, что недолюбливает журналистов, перевирающих факты и пишущих злобные статьи. Геннадий Викторович был буквально взбешен тем, что газетные критики язвят по поводу Леонида Трушкина, недавно назначенного худруком Театра на Малой Бронной. Пишут, что тот якобы ничего серьезного не поставил в своем театре Антона Чехова, где Хазанов играет много лет. Словом, я попала под горячую руку народному артисту, поэтому пришлось держать ответ за всю нашу братию, иногда, впрочем, переходя в атаку...
- Очень хорошо помню давний спектакль Сергея Юрского "Игроки" с участием Евгения Евстигнеева, Леонида Филатова, Александра Калягина, где вы впервые выступили как драматический артист. Критики, помню, вас тогда сильно "кусали"...
(Хазанов, перебивая): - Нет такой профессии - "кусать", даже собаки, и те не всегда кусаются...
- Это смотря как их воспитывают. Но, Бог с ними, с критиками, давайте лучше поговорим о вас. Скажите, за 15 лет после "Игроков" вы почувствовали себя увереннее на драматической сцене или вас по-прежнему мучают сомнения?
- Странный вопрос... Не представляю профессионала, который не сомневается в себе. Ведь сомнения - наши вечные спутники, и если их нет, то мы ни на шаг не продвигаемся вперед, постепенно обрастая штампами.
- И все же вы предпочитаете выступать с проверенными партнерами, а не с новыми... Наверное, по этой причине вы долго не решались играть в спектакле "Город миллионеров". Боязно было?
- Во-первых, я ничего не боюсь, будь по-другому, не набивал бы себе столько шишек. Во-вторых, мои переговоры с Ленкомом длились долго по другой причине: роль Сориано мне предлагали сыграть еще до Караченцова, когда Армен Джигарханян из-за состояния здоровья навсегда покидал сцену. Не подумайте, что капризничал или набивал себе цену, но я был связан по рукам и ногам с Театром Антона Чехова. Мне казалось, что если буду играть в Ленкоме, то предам Леонида Трушкина, который весь свой репертуар строит под меня. Но в начале минувшего сезона мне позвонил сам Марк Захаров, и я, посоветовавшись с Трушкиным, согласился.
- Наблюдая за вами на репетициях, я видела, как вам непросто было входить в готовый спектакль, где все "ехали" по накатанной дорожке, а вы двигались на ощупь, все время контролируя себя.
- Но в спектакль вводился не только я, а и Сергей Фролов, и другие актеры, следовательно, мы были в равном положении. И потом, дело не в том, что кто-то играет давно или недавно - главное уметь меняться, постоянно задавать себе вопросы. К примеру, я до сих пор не понимаю, почему у моего героя происходит два венчания с одной женщиной. Такого не бывает ни в православии, ни в католичестве. Видимо, драматург Эдуардо де Филиппо тут что-то недодумал. Я же дотошный человек и обычно всему нахожу логическое объяснение. А что касается партнеров, так для меня самое главное - живые они на сцене или нет.
- А когда партнер внутренне пустой и играет по заданной схеме, вы отключаетесь от него?
- Да как отключишься, если ты с ним в одной связке, это как у альпинистов - приходится тянуть за него. Наладить отношения с партнером всегда не просто, как и с человеком в жизни, для этого надо верить ему. К тому же, по характеру я похож на кошку, которая гуляет сама по себе. За все я научился отвечать сам и свои трудности никогда ни на кого не перекладываю. Но и себе наступать на хвост никому не позволяю, дорожа своей свободой.
- Но ведь свободному человеку всегда живется трудно?
- Сейчас никому не живется легко, в том числе и мне. Особенно трудно было мне в 80-е годы, когда уходил из Госконцерта, а потом вообще перестал выступать на эстраде, так как был убежден, что сатирический жанр в новых условиях себя изжил. Но я об этом уже много говорил и не хочу повторяться.
- Тем не менее, вы полжизни потратили на создание своего эстрадного имиджа, и большинство людей до сих пор воспринимают вас в маске простака и недотепы, не зная нового Хазанова.
- Вот тут я готов с вами поспорить: зрители, которые специально приходят на меня, не могут не знать, что теперь я другой, без прежних эстрадных приколов, так как они посещают спектакли Театра Антона Чехова и видят меня в разных ролях, в том числе в роли Наполеона.
- Вы уверены, что у всех зрителей есть возможность покупать билеты за 2 тысячи рублей на ваши спектакли и заниматься изучением творчества Хазанова?
- Не надо ехидничать. Спорить со мной все равно бесполезно, потому что у меня железная логика. Этому я научился, серьезно занимаясь математикой.
- Уже поняла, что спорить с вами трудно. И тем не менее скажите: ваш новый путь требует от вас дополнительных усилий?
- А как же! Больше всего я боюсь закостенеть, остановиться и поэтому постоянно рискую. Большая часть людей старается ничего не менять в жизни. Для меня это равносильно творческой смерти. Я не понимаю, как можно одними и теми же старыми отмычками открывать замки к новым ролям и неукоснительно выполнять все, чего хочет толпа. А она всегда хочет, чтобы ты лежал под ней, потому что выбрала тебя, думая, что ты один из них. Существуя в таком качестве, ты уже и не замечаешь, как перестаешь быть самим собой, и это уже не жизнь, а имитация ее.
- Вы имеете в виду творческую жизнь?
- И биологическую тоже. Для меня одно неотделимо от другого. На эту тему у поэта Доризо есть замечательные строки:
Не писал стихов
И не пишу, - Ими я, как воздухом, дышу.
- Вы всегда стараетесь быть честным по отношению к себе и к тому делу, которому служите?
- Стараюсь... У нас ведь как: если человек достигает определенных высот, то начинает вытворять черт те что, зная, что попал в касту неприкасаемых. Вот Трушкина можно ругать. Про себя я вообще не говорю. Я получил от начальства, от критиков все, что можно было в этой жизни получить, и поэтому уповаю только на Бога. Тот, кто про это забывает, становится объектом большого сожаления. Недаром говорят: "Хотите рассмешить Бога, скажите ему, что завтра с вами будет".
- А вы никогда не хотели уехать из России?
- Уехать? О чем вы говорите! Когда в конце 80-х годов я посмотрел в Ленкоме спектакль "Поминальная молитва" по Шолом Алейхему с Евгением Леоновым, а потом приехал в Нью-Йорк и пришел на мюзикл "Скрипач на крыше", то все время думал: как же они решат сцену смерти Голды - жены Тевье, поскольку жанр мюзикла предполагает хеппи-энд. Когда же я увидел во втором акте, что Голда не умирает, а все евреи, изгнанные из родного села на Украине, переезжают в Соединенные Штаты, то подумал: мне никогда не захочется жить в стране, где делаются такие агитки. Я ими по горло сыт еще с советских времен. Да и зачем мне куда-то уезжать, если я здесь состоялся. Ведь я русский человек и по способу жизни, и по мышлению, и если бы мальчишки во дворе не сказали мне, что я еврей, то никогда бы об этом не вспомнил.
- Как всякий интеллигент вы воспитывались на русской классике. Скажите, слово для вас по-прежнему обладает магической силой?
- Для меня слово давно перестало быть главным, и вообще, с годами слов надо произносить меньше, а думать больше. Мы живем в век словоблудия, забывая о том, что говорили вчера, что обещали на завтра. В результате никто никому не верит. Мы забалтываем наши проблемы в надежде, что все решится само собой. Но так не бывает. И в театре тоже ничего не изменится, если режиссеры с непомерными амбициями будут доказывать, что до них ничего не было в искусстве.
- Вы поэтому выступаете за сокращение репертуарных театров?
- Не репертуарных, а государственных, потому что сейчас некоторые частные театры тоже становятся репертуарными, имея в афише несколько названий. Поэтому, если режиссер хочет сделать из пьесы Гоголя "Ревизор" гламурное шоу, то пусть найдет для этого спонсора и ставит свое "сочинение", не затратив на это ни копейки налогоплательщика. А то сейчас много развелось экспериментаторов, пытающихся за государственный счет тешить свое тщеславие и дурить публику. По крайней мере в Москве не нужно такого количества театров, многие из которых напоминают покрытые пылью музеи. Когда я начинаю думать об этом, то у меня мгновенно портится настроение. Поэтому давайте закругляться - мне надо еще к спектаклю готовиться.
Впервые улыбнувшись, Хазанов попрощался со мной и тут же переключился на заведующую труппой, которой нужно было составить график его выступлений в Ленкоме. Уходила я из театра со странным ощущением: вроде бы и прав во многом Геннадий Викторович, но почему он такой взвинченный? А может быть, просто устал человек и пора ему в отпуск, все-таки трудно перевоплощаться из комика в Наполеона.
|
